Арт-хаос: 10 пугающих экспериментальных фильмов за рамками жанра
12091В погоне за жанровыми аттракционами часто можно пропустить атмосферные фильмы, в которых мрачная эстетика оказывается важнее желания напугать в лоб. Этот список, включающий в себя нетипичных представителей темного кинематографа — от экспериментальной короткометражки до многочасовой арт-инсталляции, — призван обратить внимание на работы, выходящие за пределы жанра хоррора.
«ПАТРИОТИЗМ» / YUKOKU
(реж. Юкио Мисима, 1966)
После неудачной попытки военного переворота члену революционной организации лейтенанту Такэяме приказали казнить собственных товарищей, участвовавших в бунте. За день до назначенной казни он возвращается домой и сообщает молодой жене, что теперь его единственный выход — совершить сэппуку. Она отвечает, что не боится смерти и готова следовать за ним. За этим идут большая чувственная сцена секса и еще более длинная сцена самоубийства.
В черно-белой короткометражке писателя-эстета Юкио Мисимы самым важным оказывается то, как именно снято насилие. В гиперреалистичной сцене харакири Такэяма осторожно трогает свою кожу, долго прицеливается кинжалом и медленно вспарывает живот, корчась от боли, и режиссер рифмует кишки и черную густую кровь лейтенанта со слезами на лице жены. Через четыре года после выхода фильма Мисима на пике карьеры сам предпринял попытку военного восстания с теми же мотивами, что и герои фильма, после чего также совершил сэппуку. Его жена приказала уничтожить все копии картины, но в 2005 году были найдены нетронутые негативы, а сам фильм в таком жутком контексте обрел двойную силу.
«ЗАКЛИНАНИЕ МОЕГО ДЕМОНИЧЕСКОГО БРАТА» / INVOCATION OF MY DEMON BROTHER
(реж. Кеннет Энгер, 1969)
Классик экспериментального кино Кеннет Энгер снял несколько короткометражных фильмов на оккультную тематику, от которых веет аутентичностью и практически осязаемой магией. В самом прямолинейном из них — «Заклинании моего демонического брата» — основатель церкви сатаны Антон Ла-Вей совершает таинственный ритуал и призывает Люцифера в исполнении Бобби Босолея — убийцы из банды Чарльза Мэнсона, которого Энгер успел снять незадолго до его пожизненного заключения. В невротичном монтаже под тягучий синт-саундтрек, сымпровизированный Миком Джаггером, мелькают книги Алистера Кроули, оккультные татуировки самого режиссера и чучела котов из коллекции Ла-Вея.
Понятно, что людям, взращенным на хоррорах, изображающих оккультную тему с голливудским размахом, идея ритуала в исполнении ряженых хиппи может показаться довольно безобидной. Но стоит только посмотреть фильм в подходящей атмосфере — и становится понятно, что Энгеру, однозначно самому эзотерическому режиссеру, добравшемуся до широкой публики, удалось поймать на экране что-то живое и реальное прямиком из ада.
«РОЗОВЫЕ ФЛАМИНГО» / PINK FLAMINGOS
(реж. Джон Уотерс, 1972)
Местный таблоид называет гротескную обитательницу трейлер-парка Бэбс Джонсон (трансвестит Дивайн на пике экранной харизмы) самым отвратительным существом в мире, что вызывает зависть живущей неподалеку супружеской пары торговцев детьми. Дикий сюжет соперничества двух сторон за такой сомнительный титул оказывается наполненным огромным количеством отвратительного секса и карикатурного насилия, подтверждающих официальный слоган фильма — «Упражнение в плохом вкусе».
Большой эксцентрик и открытый гей Джон Уотерс неприкрыто симпатизирует своим героям-аутсайдерам, нарисованным в романтических тонах, и заставляет зрителей также им сопереживать, пусть даже они маньяки и убийцы. Эстетичная, яркая и наполненная музыкой и абсурдными деталями картина кажется легкой и непринужденной ровно до тех пор, пока Дивайн не начинает не только убивать людей в кадре, но и есть собачье дерьмо прямо на съемочной площадке — в самой гротескной сцене в истории кино.
«СЕЛИНА И ЖЮЛИ СОВСЕМ ЗАВРАЛИСЬ» / CÉLINE ET JULIE VONT EN BATEAU
(реж. Жак Риветт, 1974)
Селина и Жюли случайно знакомятся на улице после долгой погони, когда Жюли пыталась вернуть растяпе Селине реквизит для фокусов, который та продолжала ронять на землю. Вскоре после этого они начинают жить вместе и проводить время в комфортной повседневности и милых приключениях, пока им не попадается на глаза фото одного старого особняка. Сначала они по очереди посещают этот особняк, но каждый раз после выхода наружу из воспоминаний о визите ничего не остается, а во рту обнаруживается таинственный леденец. Если рассосать его, воспоминания возвращаются — и оказывается, что особняк наполнен призраками, разыгрывающими по кругу один и тот же детективный сюжет. Подруги теперь уже сознательно и по многу раз посещают загадочный дом и наблюдают за спектаклем, причем с каждым новым визитом освещение тускнеет, а лица привидений бледнеют.
Сюрреалистический шедевр классика французской новой волны Жака Риветта сходится воедино только в последние несколько минут своего трехчасового хронометража, на протяжении которого режиссер медленно задает все переменные сложносочиненной истории и не пытается выстроить традиционный саспенс. Тем более обескураживающей оказывается концовка, в которой легкая комедия оборачивается макабром.
«СКАЗКИ ГОСПИТАЛЯ ГИМЛИ» / TALES FROM THE GIMLI HOSPITAL
(реж. Гай Мэддин, 1988)
Сидя у больничной койки умирающей мамы, дети слушают странный и запутанный рассказ бабушки о рыбаке Эйнаре, жившем неподалеку много лет назад. По радио играет скрипучая музыка как будто из старого немого фильма ужасов, а история набирает все больше причудливых подробностей. К примеру, Эйнар укладывает волосы не иначе как рыбьей икрой, а после прогулки по кладбищу оказывается в больнице с порезами от рыболовных крючков по всему телу и проходит курс лечения обтиранием живыми курицами. Он делит палату с грузным Гуннаром, и мужчины сначала рассказывают друг другу свои истории, а потом затевают ожесточенную вражду на почве ревности.
Неловкий монтаж звука и изображения, идеально имитирующий наивность немого кино, дарит картинам канадца Гая Мэддина ощущение такой подлинной странности, какая только и может исходить от аутентичного артефакта давно ушедшей эпохи. При этом режиссер занимается не просто подражательством, а строит свою особую вселенную, в которой все выглядит так, будто вы уже спите или, по крайней мере, боритесь со сном, то и дело проваливаясь в страшное измерение ночного кошмара.
ЦИКЛ «КРЕМАСТЕР» / THE CREMASTER CYCLE
(реж. Мэттью Барни, 1995–2003)
Экспериментальный цикл «Кремастер» многопрофильного галерейного художника Мэттью Барни вполне можно назвать «Андалузским псом» (1929) или «Послеполуденными сетями» (1943) эпохи цифрового кино. Как и Луис Бунюэль и Майя Дерен, Барни расширяет границы языка кино и при этом часто заигрывает с жестокими и гротескными образами. Загадочная атмосфера «Кремастера» с его долгими планами, резкими монтажами и зловещими зумами под гнетущую музыку сама по себе навевает жути, а когда в кадре появляются загримированные сатиры, нарисованные на компьютере зомби и кровожадные пчелы, вылетающие из головки пениса, дела становятся совсем плохи.
Пять частей цикла длиной от сорока минут до трех часов состоят исключительно из символов, трудно поддающихся интерпретации, и задуманы для представления публике в виде арт-инсталляции, сопровождаемой авторским комментарием, с которым можно ознакомиться в том числе и на официальном сайте. На DVD «Кремастер» издали тиражом всего лишь в 20 экземпляров, и эти диски были проданы по стоимости от 100 до 500 тысяч долларов, правда, в комплекте с оригинальными скульптурами автора. Может показаться, что это произведение совсем не подходит для просмотра рядовыми любителями хорроров, но, если присмотреться, оказывается, что, например, «Кремастер 3» (2002) — это не что иное, как потусторонний нуар про ограбление небоскреба и ближайший кровный родственник третьего сезона «Твин Пикса» на общей территории видеоарта и жанрового кино.
«МАТЬ И СЫН»
(реж. Александр Сокуров, 1997)
Сюжет прорывной работы в карьере самого оригинального российского режиссера Александра Сокурова укладывается в несколько слов: сын ласково ухаживает за умирающей матерью; последние дни они проводят в прогулках на природе и тихих разговорах ни о чем. При этом грязное экранное изображение плывет и деформируется, совсем как бренное человеческое тело, а красивый, как советские фотообои, пейзаж оттеняет эмоциональную опустошенность главного героя во время его одинокой прогулки.
Александра Сокурова часто называют великим гуманистом и — реже — включают его работы в канон странного кино. На момент выхода картины «Мать и сын» в прокат рецензия в газете «Коммерсант» назвала ее «наивным хоррором», в то время как музыкант Ник Кейв в своей заметке для английской газеты The Independent написал, что впервые в жизни плакал от начала и до конца фильма. На самом деле правда где-то посередине: отталкивающая поначалу неестественность и потусторонность происходящего задает такую атмосферу, в которой страшный образ смерти воздействует на зрителя на уровне чистой эмоции.
«ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ» / INLAND EMPIRE
(реж. Дэвид Линч, 2006)
В своей самой экспериментальной картине Дэвид Линч, пришедший в кино именно с художественным бэкграундом, но построивший карьеру в Голливуде, а не музеях современного искусства, создает саспенс буквально из ничего. Нарочито неправильный монтаж вызывает что-то вроде эффекта «зловещей долины», простые движения цифровой камеры мастерски совмещены с минимальным индустриальным саунд-дизайном, а любительские видеоэффекты оказываются самыми действенными для пробирающих до костей джампскейров. Растерянная Лора Дерн просто поворачивает голову и смотрит на противоположную стену в своей комнате, а саспенс такой, будто она заглянула прямо в ад.
Сюжет похожей на сон «Внутренней империи», включающий в себя польских проституток, гигантских кроликов и заговор режиссера против главной актрисы, пересказывать совершенно бесполезно. Но это не значит, что Линч дистанцировался от человечества: как и во всех его лучших работах, в основе повествования оказываются симпатичные люди посреди кошмарных обстоятельств.
«ТРАХАЛЬЩИКИ МУСОРНЫХ БАЧКОВ» / TRASH HUMPERS
(реж. Хармони Корин, 2009)
VHS found footage «Трахальщики мусорных бачков» эпатажного режиссера Хармони Корина рассказывает про хаотичную темную силу, не поддающуюся пониманию, — компанию четырех энергичных пожилых людей, которые только и делают, что противно смеются, поют дурацкие песенки и трахают мусорные бачки. Именно юмор засасывает зрителя в атмосферу безумия и декадентства: когда невольно веселишься при виде смеющегося, как повар из знаменитого видео, школьника, убивающего куклу молотком, или нервно хихикаешь от описания рецепта яблока с лезвием внутри, которым делится старуха из заглавной банды, начинаешь опасаться насчет собственных психопатических наклонностей.
После окончания съемок у Корина появилась идея раскидать видеокассеты с фильмом в случайных локациях, чтобы застать врасплох зрителей, которые воспримут его как реальный снафф. От этой идеи пришлось отказаться, но поверить в реальность происходящего на экране действительно очень легко. Когда веселое времяпрепровождение в компании аутсайдеров и эксцентриков оборачивается жестоким насилием и лужей крови, игривый тон фильма ничуть не меняется, а значит, он действительно был снят совсем без чувства морали, которое вообще-то неотделимо от обычной кинодраматургии.
«СМЕРТЬ ЛЮДОВИКА XIV» / LA MORT DE LOUIS XIV
(реж. Альберт Серра, 2016)
В своем предыдущем фильме главный провокатор европейского артхауса Альберт Серра заставил встретиться Дракулу и Казанову. В новой работе «Смерть Людовика XIV» он также фокусирует свое внимание на знаменитом историческом персонаже. Биография «короля-солнца» Серру мало интересует — вместо этого он заставляет зрителя практически в реальном времени следить за тем, как чернеет больная нога монарха и увядает дряхлое тело, причем камера ни разу не покидает мрачного пространства королевской спальни и продолжает пристально следить за кафкианским бессилием врачей и свиты.
Бескомпромиссное авторское видение превращает биографический сюжет в по-настоящему жуткое зрелище, наполненное чувством обреченности и парадоксальным образом приковывающее зрительское внимание. В то же время боди-хоррор Серры нельзя обвинить в излишнем садизме и эксплуатации: в конце концов, настоящая жуть одолевает не на кадрах с пораженной гангреной ногой или вспоротым животом, а на крупных планах страдающего лица монарха в исполнении Жан-Пьера Лео, сопереживать которому оказывается даже как-то чересчур легко.
