You suffer! But why? Беременность и роды в хоррорах
3806В песне Napalm Death за секунду (буквально) успевает пронестись: «You suffer! But why?» Беременность длится более 23 миллионов секунд, но к чему такие страдания? Только ли ради будущего? Ради полупрозрачного желания породить жизнь?
На самом деле причины не важны: какая разница, была это детская мечта — родить красивого и умного ребенка — или банальный залет из-за плохо прерванного полового акта. Важно то, что затем происходит с организмом будущей матери, эта достаточно жуткая физико-психическая связь с тем, что растет у нее в утробе. Нечто близкое к Неименуемому, нечто неподвластное ни медикаментам, ни мистицизму. Нечто хтоническое, древнее. «Основной инстинкт» — эта фраза будет постоянно встречаться на протяжении листинга. Многие персонажи пытались бежать от мук беременности, но мы не станем. RussoRosso собрал свою оду материнству из десяти различных фильмов. Правда, беременным лучше переключить свое внимание на что-нибудь другое. На всякий случай.
«РЕБЕНОК РОЗМАРИ» / ROSEMARY’S BABY
(реж. Роман Полански, 1968)
Необходимость в синопсисе отпадает — о первой американской картине Романа Полански написано, снято и переснято предостаточно. Символизм мы также оставим для нафталиновых аналитиков, чье подпитываемое предрассудками воображение ловко подменяет ножи фаллосами. И из оставшегося возьмем два интересующих нас образа: беременность и основной инстинкт.
Ситуации Розмари не позавидуешь: одной беременности достаточно, чтобы пошатнуть иерихонские стены разума. Но героиня Мии Фэрроу не просто беременна, а ее лоснящееся от заботы окружение внушает лишь самые чудовищные опасения, обильно смазываемые паранойей. К тому же Полански — известный мастер передавать физические ощущения через видеоряд. Самый же смак — последняя сцена. Розмари выжжена изнутри, предана, опустошена — безнадежно сломленный под гнетом обстоятельств человек. Все, что ее окружает, глубоко враждебно ее личности. Что же удерживает Розмари от полной деконструкции? Материнский инстинкт. Он сильнее всего: вероисповедания, понятия о добре и зле, здравого смысла. И какая разница, что у ребенка глаза отца, если в течение девяти месяцев он находился в лоне матери? Но инстинкт — это лишь термин. На самом же деле это сакральное, глубоко органическое знание, в своем полном проявлении недоступное самцам (уж не знаю, к добру иль к худу).
«ОНО ЖИВОЕ» / IT’S ALIVE
(реж. Ларри Коэн, 1974)
Фрэнк и Ленор ждут второго ребенка, однако роды проходят совсем не так, как положено: покинувший уютную утробу младенец порешил всех врачей, перегрыз пуповину и был таков. И это лишь начало волны убийств.
Про материнский инстинкт мы уже говорили, и Ларри Коэн с нами полностью солидарен: для матери не важно, зубастый это мутант или крошечный розовый младенец, — она все равно будет его любить. И на откуп этому тезису режиссер не пожалел хронометража. Но самое душераздирающее начинается ближе к концу, когда трезвомыслящий отец, уже отметившийся попытками пристрелить свое нерадивое потомство, должен нажать на спуск и окончательно покончить с грудничком-убийцей. Заботливые папаши и прочие страдающие от избытка эмпатии зрители смотрят эту сцену, гулко сглатывая. Но если социальные — назовем их так — эпизоды Коэну удались, то вот gore оставляет желать лучшего: крэш-зум и монтажные игры тогда еще совсем молодого Питера Хонесса — далеко не самый мощный арсенал, даже с поправкой на циничные 1970-е.
«ТВАРИ ИЗ БЕЗДНЫ» / HUMANOIDS FROM THE DEEP
(реж. Барбара Питерс, Джимми Т. Мураками, 1980)
Классика от Роджера Кормана и один из первых хорроров про генную инженерию, «Твари из бездны» повествуют о горе-ученых, пытающихся наплодить невероятно полезных для государства амфибий. Амфибии сбегают, а возмужав, принимаются ликвидировать мужское население рыбацкого городка Нойо, в то же время не забывая осеменять его женскую половину.
Привычные к кормановским фильмам зрители вряд ли найдут в этой картине что-то удивительное, а вот на свежего человека «Твари из бездны» могут произвести неизгладимое впечатление. Главным образом через сюжет, являющийся концентрированной чушью, и уморительно резиновый костюм твари (созданный, кстати, корифеем Робом Боттиным). Именно твари, в единственном числе, потому что полностью функционирующий костюм имелся в единственном экземпляре. Да и тот был столь посредственный, что каскадеры отказались надевать его для сцен нападения и Корману, известному своей щепетильностью в вопросах бюджета, пришлось выделить дополнительные копейки на аренду менее разборчивых актеров. Зато уж gore от ветерана спецэффектов Роджера Джорджа вышел на совесть. Да и фансервиса в фильме хватает: после окончания съемок Корман попросил Барбару Питерс добавить в картину больше клубнички. Она отказалась, за что была уволена, а съемку столь необходимой продюсеру обнаженки доверили менее эстетствующему Джимми Т. Мураками, не удостоив его, впрочем, упоминания в титрах. И правильно: снимать сиськи — это одно, а быть режиссером — немного другое.
Но нас интересует самый конец фильма, когда всех тварей перестреляли, а в городок вернулись тишь да благодать. Пегги, подвергшаяся изнасилованию со стороны мутанта, лежит в больнице, готовая разродиться неизвестным существом. И пока врачи воркуют, младенец сам протаптывает себе дорогу на свет божий. Впрочем, смотрите сами!
«ЭКСТРО» / XTRO
(реж. Гарри Бромли Девенпорт, 1982)
Хоррор-сайфай «Экстро» к XXI столетию покрылся патиной культа, и на то есть разные причины. Многим уж очень по душе пришлась история о нехороших (как водится) пришельцах, сдобренная социальной драмой и неровной, душной атмосферой. Свою лепту внес и слух о том, будто Xtro входил в знаменитый список Video Nasties и был запрещен к показу на территории Соединенного Королевства (что на самом деле не является правдой). А нас с вами в первую очередь интересует конкретная сцена, знаменитая даже отдельно от тайтла.
Женщина из коттеджа (это не описание, а название персонажа) подвергается нападению невиданного монстра, который сначала ее насилует, а потом расползается до состояния биомассы. Женщина не успевает толком прийти в себя, как ее живот раздувается — и, разрывая вагину, на свет появляется взрослый мужчина. Разумеется, новоиспеченная мать моментально погибает, а Сэм (тот самый мужчина) как ни в чем не бывало смывает с себя кровь ужасно слабым напором воды. Отстраненные и примитивные синты, эротичные стоны Сьюзи Сильви, гротескно раздутый живот и гипертрофированные звуки, напоминающие скрежет собачьих зубов об особо толстую говяжью кость, сделали все, чтобы эта сцена никогда не выветрилась из памяти зрителей. Что неудивительно: рождение ребенка уже само по себе похоже на гигеровский хоррор, а тут такое!
«ЖИВАЯ МЕРТВЕЧИНА» / DEAD ALIVE
(реж. Питер Джексон, 1992)
Если «Инопланетное рагу» (1987) сделало из рядового энтузиаста из Новой Зеландии Питера Джексона звезду низкобюджетного хоррора, то «Живая мертвечина» запустила этот статус в стратосферу.
Лайонел Косгроув — непутевый и неуверенный в себе молодой человек, а его мамаша Вера — авторитарная сука. По стечению обстоятельств ее кусает крысообезьяна родом прямиком с острова Черепа — и Вера постепенно превращается в зомби. В попытках сначала вылечить, а затем похоронить матриарха, Лайонел собирает у себя в подвале солидную коллекцию зомби, не найдя в себе сил избавить их души от бренной плоти. Закрытые пространства и постоянная близость делают с людьми удивительные вещи, даже если эти люди мертвы, — и вскоре Лайонел обнаруживает сначала совокупляющихся зомби, а затем находит и зомби-малыша, который в силу своих размеров и прыти требует к себе особого подхода.
«Живая мертвечина» буквально утоплена в ярких, остроумных и/или омерзительных образах, и на первое место обычно всплывает эпическое побоище с газонокосилкой (один из главных претендентов на приз «Самая кровавая сцена в истории кинематографа»). Однако согласитесь: слова «зомби-копуляция» и «андед-роженица» так и приковывают к себе внимание. В конце концов, потребность зомби в еде как основной инстинкт — это штамп. Так почему бы не заменить его на секс и продолжение рода (помимо тяги к насилию и убийствам, конечно)?
«ЧЕРНОКНИЖНИК 2: АРМАГЕДДОН» / WARLOCK: THE ARMAGEDDON
(реж. Энтони Хикокс, 1993)
При съемках сцены возрождения Чернокнижника Энтони Хикокс, очевидно, вдохновлялся упомянутым выше «Экстро»: вырядившейся на выход девушке внезапно становится плохо, живот надувается, вагина исторгает из себя отталкивающего вида нечто. При контакте с собакой это нечто начинает пузыриться клоакой, из которой и вылезает Джулиан Сэндс небесной красоты, чтобы выдать фразу, ушедшую в народ: «Don’t you want to give your boy a kiss, mother?»
Однако если Девенпорт ориентировался на абстрактный и липкий физиологический ужас ситуации, то Хикокс концентрируется на грандиозности изображаемого. Мол, вот оно, начало конца. В этой сцене в камеру (а через нее — и в мозг зрителя) регулярно въезжают детали — одновременно и символы, и предвестники неизбежного: затмение, черное платье, колготки в сеточку, широко расставленные бедра, врезающиеся в стол каблуки, окровавленные запястья… А за ними следует общий план, словно поглаживающий вытянутую и напряженную бархатистость кожи девушки и материю разорванной одежды — почти эротика.
«РАССВЕТ МЕРТВЕЦОВ» / DAWN OF THE DEAD
(реж. Зак Снайдер, 2004)
В свое время Стивен Норрингтон поведал, что будет с ребенком, если беременную даму укусит не признающий приличий вампир. А что если кровососа заменить на восставшего из мертвых каннибала?
До поры самое интересное в паре Андре + Люда — политическая география: он — афроамериканец, не понаслышке знакомый с казенным домом, она — русская эмигрантка. Парочка служит фоном, а то и вовсе не появляется в кадре, пока наружу чертиком не выскакивает конфликт, древний, как охота на мамонта. Люда уже успела обратиться в зомби, но Андре крепко привязал ее к кровати и старается не подпускать к ней прочих обитателей торгового центра — лишь некоторое время, конечно, ибо благовоспитанное сюжетное ружье должно стрелять, а не на стене болтаться. Ребенок, понятное дело, рождается андедом, но око этого конфликта вовсе не он, а его отец.
Если для женщины основной инстинкт — материнский, то для мужчины это (по Снайдеру) защита своего будущего. Как и любой самец, Андре оберегает свой ареал, самку и детеныша. Люда не оживет и не станет прежней, а вышедшее из нее отродье не годится в наследники, но Андре на это плевать. Постоянный стресс довел его до черты, а инстинкт захватил контроль. Да и что такое здравый смысл по сравнению с отточенной веками памятью предков, которая гораздо глубже, чем подсознание? Конфронтация неизбежна, а там, где конфликт, там и трупы: Андре взводит курок…
«МЕСТЬ НЕРОЖДЕННОМУ» / À L‘INTÉRIEUR
(реж. Александр Бустильо, Жюльен Мори, 2007)
Середина нулевых, Париж. Где-то за окном полыхают беспорядки, но внутри дома все тихо. У Сары всегда тихо. После того как ее муж погиб в автокатастрофе, ее окружают лишь тишина да апатия. Сара уже на девятом месяце, и завтра ей предстоит поездка в больницу. Но концепция «мой дом — моя крепость» обращается в ничто, когда в дом проникает незнакомая женщина с самыми мрачными намерениями. Женщина, которую ничто не остановит.
В 2007 режиссерский дуэт Бустильо-Мори выдал, пожалуй, самый чувственный и мощный фильм из всего многообразия волны французского экстремизма. Популярности «Мучениц» (2008) он не снискал, зато явил совершенно иной уровень эмоциональной вовлеченности и визуальных решений.
Русский перевод названия был выбран весьма неудачно (в оригинале картина называется «Внутри»): с одной стороны, это спойлер (сразу понятно, из-за чего сыр-бор), с другой — крен не в ту степь, ибо вся соль не в мести. В остальном «Внутри» исключительно хорош: резкое и ничем не мотивированное насилие (своего рода фишка французского экстремизма), обилие крови, роскошный gore, замечательная передача образов (удар бейсбольной биты о живот Сары вы прочувствуете на себе), взрезающие кожу звуковые эффекты, изящный монтаж и Беатрис Даль — она даже сигарету курит так, что это порождает саспенс.
Материнский инстинкт здесь изображен как некое последнее оружие: он позволяет пережить практически любые травмы, удары и невзгоды — и всё во имя будущего дитя. Это и сила, и одержимость сродни демонической. А сцена появления ребенка на свет уютно свернулась в самом конце картины, и крови в ней столько, что она рекой заливает лестницу.
«АНТИРОЖДЕНИЕ» / ANTIBIRTH
(реж. Дэнни Перез, 2016)
Лу уже под 40, но она по-прежнему активно тусуется, балансируя между наркотическим угаром и алковечеринками. И так уж случилось, что Лу забеременела, но толком не помнит как. И беременность эта явно ненормальная: уж очень быстро растет живот, а токсикоз вызывает то галлюцинации, то трехдневные обмороки. Для Лу вся эта история с беременностью неприятна, но это же не повод менять образ жизни? Или все-таки повод?
Откровенно хулиганский проект Дэнни Переза не торопится объяснять зрителю все тонкости сюжета. Или, наоборот, дает ответы на те вопросы, которые зритель даже не сформулировал. А может, режиссер вообще наплевал на эти вещи и просто снял так, как хотелось. Да это и не важно. Важно то, что фильм представляет собой детализированное повествование о том, как знатно персонаж Наташи Лионн упарывается метом, обкуривается марихуаной, заливается этанолом по самые глаза или беседует с другими маргиналами. Про детализацию не шутка: камера несколько раз подряд акцентирует внимание на том, что Лу после затяжки вытаскивает штиф из бонга.
Разумеется, девушка рожает огромное инопланетное нечто, несущее смерть не только матери, но и всем окружающим. И, несмотря на кажущуюся бессмысленность, фильм смотрится гораздо бодрее, чем может показаться. В основном благодаря упомянутой Лионн, но отдельное спасибо нужно сказать все тому же Перезу, который снял картину по собственному сценарию: персонажи раскрываются на отлично и постепенно закрадывается ощущение, что почти всех их ты встречал либо на улице, либо в баре, либо на какой-то мутной вписке. А вот с этим в одной школе учились. Как время-то летит!
«ПРЕМЕСТЬ» / PREVENGE
(реж. Элис Лоу, 2016)
После трагической смерти мужа Рут становится матерью-одиночкой. Ну, почти: ребенок еще не родился, зато уже бодро раздает ей команды. Несмотря на временное заточение в матке, дитя уже знает много разных слов, но самое любимое — «убей». Убей. Убей!
Элис Лоу сняла «Преместь» по собственному сценарию, заодно сыграв главную женскую роль, — и все это будучи беременной. Казалось бы, с такой подводкой и концепцией можно на глазах творить классику, но у нее не выходит даже состоятельной бишки: слишком блеклые убийства, слишком откровенное морализаторство, слишком сильно проседает динамика и слишком размыты границы финального акта. Лоу с энтузиазмом читает лекцию о чуде рождения, но точку ставит крайне неохотно, оставляя зрителя, по большому счету, ни с чем.
Изображение связи матери и ребенка подано очень плоско — через прямой диалог, однако сам мотив этой связи и его реализация в хорроре весьма интересны. Чтобы слишком не обобщать, скажем, что многие женщины признаются в том, что они чувствуют связь со своим малышом. Но она не физическая — то, что ребенок привязан к матери с помощью пуповины, каждый дурак знает. Нет, речь идет о другом типе коммуникации, о некоем необычном ощущении. Которое наверняка испытывала и Элис Лоу. Но какой месседж она хотела передать аудитории: стремную шутку «для своих» или, быть может, предостережение? Остается лишь гадать.
