А ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИ: «ДРУГИЕ ИПОСТАСИ»

Рубрика «А теперь посмотри» — это возможность взглянуть на известные фильмы глазами новичка. В ее рамках опытный кинокритик Алексей Филиппов ликвидирует пробелы в жанре хоррора и описывает нам свои впечатления. Сегодня в программе — эксперименты с мозгом в фантастике «Другие ипостаси» Кена Рассела.

«Другие ипостаси» неистового британца Кена Рассела от меня как-то заслонили его же «Дьяволы», «Томми» и «Малер», а поди ж ты, чуть ли не самое известное произведение мастера, кинодебют Уильяма Хёрта, да вдобавок парафраз «Космической одиссеи» (тут, разумеется, не обошлось без обезьяны), что особенно актуально в связи с прошлогодней «Любовью» Ноэ и позапрошлогодним «Интерстелларом» Нолана. Границы возможного, брак, истина, подсознание, эго — гроссмейстерский набор кандидатов в новые Кубрики, хотя у Ноэ, кажется, нет таких амбиций, а у Нолана — чувства юмора.

Зато с последним все в порядке у Рассела: экзистенциальному триллеру про испепеляющий свет Истины, основанному на дебютном романе сценариста Пэдди Чаефски, он привил драмеди про мужское-женское (да так, что сценарист обиделся и потребовал указать себя в титрах как Сидни Аарона). Лучшая сцена фильма — где ученый-естествоиспытатель Эдди (Хёрт) признается будущей жене Эмили (Блэр Браун), кандидату наук, что думает во время секса о Боге, Иисусе и распятиях. Она лежит обнаженная и потная в свете камина и спрашивает: «Это обычная для тебя реакция на сексуальный стресс?». Где-то здесь начинает сбоить вера в то, что «Ипостаси» — история, одержимая поиском ответов на все вопросы. Рассел, побывавший фотографом, танцором и солдатом, слишком тертый калач, чтобы снимать такое на голубом глазу, поэтому самое интересное у него происходит в кухне и спальне. Вот на какой-то вечеринке Эдди, роясь в кухонных шкафах, охмуряет Эмили. Минутой раньше он зашел в прихожую в таком белоснежном свечении, которое положено по рангу, ну, ангелу, не меньше. Чуть позже — та сцена про секс и распятия.

Дальше эта сюжетная линия прыгает в брак, а потом в развод — и во второй ключевой сцене Эдди уже жалуется коллеге (Боб Бэлабан), чья сакральная задача — слушать, как тот стонет в баке сенсорной изоляции под ЛСД, что не выносит все эти светские мероприятия, чужие гостиные и разговоры про детскую мастурбацию. Где же мои фундаментальные труды? И вообще нам лучше по отдельности, а она не понимает. Возможно, даже эту сцену можно назвать самой лучшей: более трогательной, по-актерски документальной и одновременно сардонической зарисовки на тему (мужского) эго вообще сложно припомнить. С этого момента «Другие ипостаси» окончательно укореняются в статусе скорее мизогинической комедии, чем мрачного жанра, но это еще успеет исправиться.

Сюжетно в «Ипостасях» важнее, конечно, другое. Ученый-естествоиспытатель, камера сенсорной изоляции, куда он лезет под ЛСД, чтобы обрести религиозные видения, утраченные в отрочестве после смерти отца (и отказа, собственно, от веры). Затем Мексика с галлюциногенными грибами и путешествие к отправной точке зарождения человека, которое — буквально! — превращает блестящего ученого в неандертальца. «Другие ипостаси» — в сущности, про то, что на словах ты Икар, а на деле ходишь тут со своей дубиной рационального, очень много на себя берешь и вообще почти испортил жизнь такой прекрасной женщине (возможно, уже доктору наук). Так, поиск истины и межгендерные отношения удивительно друг друга дополняют и уравновешивают.

У Рассела получилась тревожная, но не страшная одиссея по концу 60-х и 70-м: Кастанеда, неистовая вера в науку, баранья голова нью-эйджа, разноцветные пятна неизведанного из «Космической одиссеи», The Doors на саундтреке. В финале звучит «Я люблю тебя», а Кубрик, раз уж я его вспомнил, через двадцать лет конфликт мужа и жены завершит более прозаичным Fuck. Каждому свое.