Пустые комнаты и гниющие прелести: Как снимает Оз Перкинс
30 января в российский прокат вышлат страшная сказка «Гретель и Гензель», которую снял Оз Перкинс. Разбираемся в стилистических особенностях его меланхоличных хорроров.
Современный хоррор часто метит в «здесь и сейчас», концентрируясь на коллективных страхах и архетипах. Мы боимся двойников из подземного мира, не переносим агрессивных жителей глубинки, пугаемся новостей о распространении очередного вируса. В таких страхах не остается места поэтичной меланхолии, которая возможна только когда всякая жизнь прекращает свое существование.
Впрочем, не все фильмы ужасов выглядят именно так. Тлетворное течение времени можно ощутить в режиссерских работах Оза Перкинса, стоящего в стороне от современного хоррор-мейнстрима. Молодые девушки, запертые в стенах католического пансиона, оказываются схвачены посреди зимы и тотального одиночества, провоцирующего проявления потусторонней силы («Февраль», 2015). Сиделка престарелой писательницы ощущает расползающуюся по стенам гниль — она произрастает из прошлого и неподвластна линейному течению времени («Я прелесть, живущая в доме», 2016). Оба фильма Перкинса лишены безыскусных джампскейров и суетливых движений камеры; последняя крадется по замкнутым помещениям со скоростью призрака, которому уже некуда спешить. Слабоосвещенные коридоры, пыльные гостиные и скрипящие лестницы — вот где героини фильмов сталкиваются с запредельным отчаянием. В их историях нет намеков на сенсационность: нестабильная Кэтрин (Кирнан Шипка) в «Феврале» с радостью приветствует демоническую сущность и совсем не хочет ее отпускать во время экзорцизма. Старая котельная, как импровизированный алтарь, затухает, и вновь его не разжечь. Если Бергман исследовал мотивы богооставленности, то Перкинс интересуется более экстравагантной идеей: как быть, если тебя покинет даже дьявол? В таком мире совсем нет лета — только леденящий душу февраль с его белоснежными россыпями и студеным небосводом.
Стиль Перкинса не предполагает никаких сюжетных откровений, а пытается схватить определенный тон. «Я прелесть, живущая в доме» начинается с монолога главной героини, заявляющей: «Три дня назад мне исполнилось 28 лет, а 29 мне не исполнится никогда». Лили Сейлор (Рут Уилсон) переезжает в дом известной писательницы Айрис Блум (Пол Прентисс), написавшей 13 хоррор-романов. Этот blumhouse (ироническая отсылка Перкинса) предстает чередой интерьеров: внешнего мира будто бы не существует, лишь в паре кадров можно увидеть дом целиком — типичный двухэтажный особняк в Новой Англии. Внутри время течет совсем по-другому: по коридорам проплывает призрак меланхоличной блондинки (Люси Бойнтон, также игравшая в «Феврале»), телевизор работает с помехами, а когда их нет, на экране возникает старый вестерн «Дружеское увещевание» Уильяма Уайлера с молодым Энтони Перкинсом. Легендарный Норман Бейтс из «Психо» и отец режиссера — еще один призрак этого фильма, чей голос исполняет You Keep Coming Back Like a Song. Трудно не заподозрить в умирающих родителях Кэтрин из «Февраля» автобиографические отсылки: Энтони Перкинс погиб от СПИДа, а его супруга Берри Беренсон оказалась на борту одного из самолетов, врезавшихся в башни-близнецы 11 сентября.
Легче всего воспринимать и «Февраль», и «Прелесть» как два хонтологических стихотворения с рефренами, в которых нет надежды на будущее. Замкнутый мир Перкинса постоянно возвращается к прошлому, из которого выплывают сумрачные образы песен, пустынных дорог и населенных мутными призраками помещений. Что характерно, мужчинам здесь не место — это трагедии сломленных одиноких женщин, которые лучше всего описываются словосочетанием «гниющие прелести». Их несчастные и непроницаемые лица — еще один объект интереса камеры. Призраки вышли навстречу, но непонятно, кого они собираются встречать — по ту сторону экрана есть только пустота и холод. Именно поэтому ближайший ориентир для «Февраля» и «Прелести» — не фильмы Эггерса, Шульца и Пила, а «История призрака» (2017) Дэвида Лоури, проникнутая похожим космическим отчаянием.
Слоубернером сейчас стремятся назвать каждый второй фильм, но в случае Перкинса это определение звучит более чем оправданно (один из его любимых хорроров — «А теперь не смотри» (1973) Николаса Роуга). Тягучий звук и гипнотические образы размытых призраков не торопятся к финалу, который всегда оказывается ложным. Финальные сцены у Перкинса — просто случайно выбранные точки в хронологии. После них всегда можно запустить фильм заново, закольцевав последовательность событий.