«Кислород»: В каждом человеке есть два танцора — его правое и левое легкое

На Netflix вышел камерный триллер Александра Ажа — культового французского хоррормейкера, которого многие уже списали со счетов. И очень зря: Алексей Филиппов рассказывает, как режиссер наконец встретил материал, близкий ему по духу.

«Кислород» / Oxygène (2021)
Режиссер: Александр Ажа
Сценарий: Кристи ЛеБлан
Оператор: Максим Александр
Продюсеры: Александр Ажа, Брагим Шиуа, Ноэми Девиде и др.

Вдох.

Темнота. Красный аварийный свет. Тело обтянуто тканью, как плацентой. Женщина (Мелани Лоран) просыпается. Это не приятное пробуждение. В чем-то, похожем на гроб. Без памяти. Без понятия — что, где, когда, и кто она такая. С возникновением спокойного роботического голоса цветовая гамма меняется с гнева на милость, океанскую синеву. Представляется: зовут МИЛО (Матьё Амальрик). Мило, но малополезно. Женщина в криогенной камере. Ее зовут — на местном — Омикрон 2-6-7. Кислорода осталось примерно на 90 минут.

Фильм идет все 100 — что дарит надежду. Снял его француз Александр Ажа — что частично её отнимает. Ведь Ажа прославился как безжалостный вундеркинд французского экстрима (его коллега Ложье в «Мученицах» убивал Долана, другого вундера). Правда, режиссер старательно разбазаривал все авансы лет десять, а то и больше. Netflix таких любит: из производственного ада здесь выполз Майк Флэнеган, затем ворвавшийся в высшую лигу («Призраки дома на холме» и «Доктор Сон»); нашел работу Винченцо Натали, загнанный в лимб телевидения; даже «Парадокс Кловерфилда» в итоге вышел на стриминге, помахав щупальцами кинотеатрам.

«Кислород» вдыхает в неровную фильмографию француза новую жизнь — такое с ним случается через раз. Гораздо важнее премьера для дебютантки Кристи ЛеБлан: она пять лет ждала, чтобы сценарий из черного списка превратился наконец в фильм. Все это время она вела блог о буднях и муках кинопрозаиков, где, в частности, сообщала, что «сценарий — это не ваш пенис», не надо, мол, вставать на дыбы от каждой правки и совета. И можно только представить, сколько изменений ей пришлось внести в плотную историю про героиню в замкнутом пространстве, которая меняет жанр каждые 15-20 минут.

При этом не верится, что это придумал не Ажа: история абсолютно в его духе, техника неутомимых перевертышей — тоже; хотя режиссер обычно ограничивался двумя переменами блюд. Возможно, им с ЛеБлан стоит задуматься о тандеме — впрочем, нетфликсы порешают без нас, вознеся очи big date. Чтобы погрузиться на большую глубину, чем оценочная констатация, не обойтись без спойлеров. Остальных отпустим: это техничный полижанровый трюк с претензией, мечущийся от survival’а к экзистенциальной мелодраме, от точки до бесконечности, слишком полагаясь на то, что зрители перестанут дышать — и полетят под хромающую Lacrimosa Моцарта к откровениям о том, что же такое — быть человеком.

Выдох.

Наперегонки со смертью Омикрон 2-6-7 выясняет, что зовут ее Элизабет Хансен. Что она специалистка по криогенике. В воспоминаниях маячит какой-то мужчина, завороженный кленовым носиком и стремящийся его искусственно воспроизвести. Его зовут Лео (Малик Зиди). Кажется, они были женаты. Кажется, хотели ребенка. Однако заперта Элизабет не в травме бездетности. И не в трауре по покойному мужу. Хотя она и пытается наладить контакт с телом, чья мышечная жизнь поддерживается капсулой. Хансен не в плену злоумышленников — хотя полицейский, внезапно вышедший на связь, и разыгрывает радиоспектакль с операцией по спасению. «Нам нужен ордер… Мы уже едем… Сколько у вас кислорода?..»

Бум: Элизабет в космосе. Элизабет — тайный проект военных. Земле кранты, человечество косит вирус (привет, ковид!). 10 000 счастливцев летят на планету, где одна сторона холодная как ледышка, вторая — горячая как сковорода. Ну спасибо, Оба… Ну или кто у вас там? Элизабет все еще нужно выжить — как, кстати, и человечеству. Проснулась она сильно раньше срока. И узнала сильно больше, чем надо. Вот добрые земляки и пытались ее надурить, тянули время, пока кислород не кончится. Параллельно — задумчивый романтичный Лео, кленовые носики, пальцы, бегающие по клавишам фортепиано. Перед глазами — обрывки интернета, где постоянно что-то не сходится.

Бум 2: Элизабет — клон. Все, что у нее есть, — память. Об Оксфорде и криогенике, морском бризе и белых мышах, смерти мужа — и надежде его воскресить, сохранив память в копии тела. А еще — прожитая жизнь. Настоящая Хансен сама одной ногой в могиле, хотя родилась в 2003-м (зумеры все-таки нас спасут). И что со всем этим делать — решительно непонятно.

Фатум с ним, что у футуристического гугла проблемы с выдачей (трудно поверить, что Элизабет не увидела бы на первой странице свой истинный возраст). Это не так уж важно в центрифуге сюжета, который то сжимается до капсулы, венки, крысы, носика, то расширяется до хроноса, космоса, эроса, расы, вируса. В таком сочетании — жанра и амбиций — легко представить, что «Кислород» станет культовым. Правда, для этого придется тоже полежать в криогенной камере: сай-фай-проповеди ныне не в чести, как бы ни старался Даррен Аронофски (а у Ажа все-таки не «Фонтан»).

Конечно, на фоне реальной пандемии — трудно поверить, что эта деталь не наросла в прошлом году — очень МИЛО, что человечеству дают второй шанс. «Полон слез тот день»: «Реквием» Моцарта обнажает, что истинный жанр «Кислорода» — молитва. О душах всего человечества — и о будущем отважных клонов, которые будут нести нашу ношу, помня так и не прожитую жизнь. Как зрители, обязанные за 100 минут поверить в Элизабет Хансен, чьи характеристики строги и общи (степень, плен, муж, возможно, баскетбол).

Вот что по-настоящему красиво — даже в сравнении с зёвом космоса и 62 способами показать лежачую Лоран — уравнять зрителя с клоном, вспоминающим прошлую жизнь. Кислород стремится к нулю, но надежда и жажда жизни, как любой газ или мышь в лабиринте, всегда найдет выход. Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется — ни мне, ни тебе.