«Обитель смерти»: в последних лучах закатного солнца

Андрей Волков Апр 8, 2025 147

Новозеландский режиссёр Джеймс Эшкрофт в 2021 году отметился психологическим триллером «Жестокая расплата», красочно повествующим о демонах прошлого. «Обитель смерти» отчасти развивает ту же тему искупления, хотя вбирает в себя и множество других смыслов. Андрей Волков рассказывает, каким получился новый проект постановщика.

«Обитель смерти» / The Rule of Jenny Pen (2024)

Режиссёр: Джеймс Эшкрофт
Сценарий: Эли Кент, Джеймс Эшкрофт, Оуэн Маршалл
Оператор: Мэтт Хенли
Продюсеры: Катрин Фицджералд, Орландо Стюарт, Джеймс Эшкрофт, Джон Литгоу, Джеффри Раш и др.

Для широкого зрителя кинематограф Новой Зеландии ассоциируется, прежде всего, с творчеством Питера Джексона, который от ранних комедий ужасов рубежа 1980-1990-х постепенно перешёл к масштабным блокбастерам. Киноманы вспомнят комедию ужасов Джонатана Кинга «Паршивая овца» (2006), в которой постановщик кроваво поиронизировал над обывательскими представлениями о своей стране. Если Австралия ассоциируется с кенгуру, то Новая Зеландия — с полями, полными пасущихся овец.

Чёрно-юморная традиция новозеландского кинематографа проявилась и во второй картине Эшкрофта «Обитель смерти», хотя едва ли кто-то из зрителей сочтёт фильм смешным. Вкрапления чёрного юмора скорее микшируют натурализм, ведь Джеймс Эшкрофт отнюдь не в голливудском ключе изображает дом престарелых, особенно если вспомнить дилогию «Кокон» Рона Ховарда и вторую новеллу из «Сумеречной зоны». Здесь обитатели не живут, а существуют, тупо проводя время в посиделках перед телевизором и редких разговорах. Постановщик без стеснения показывает голые сморщенные тела в душе, демонстрируя живописные кадры медленного угасания. Заведение, показанное в новом фильме, — совсем не то место, где хочется проводить досуг, однако старость неизбежна и неумолимо течение лет.

Конечно, Джеймс Эшкрофт не доходит до натурализма немецкого режиссёра Мэриена Доры, особенно интересующегося темой смерти и связанных с ней страданий, ведь «Обитель смерти» рассчитана на широкого зрителя, а не только на поклонников сурового андеграунда. Но, как и у Доры, главной темой нового фильма Эшкрофта выступает смерть, которая в локациях дома престарелых принимает облик демонического трикстера Дейва Крили (Джон Литгоу). Неслучайно об этом персонаже практически ничего неизвестно. Как говорит сосед главного героя Тони Гарфилд (Джордж Хинар), «когда я заселился, он уже был здесь».

Стефан Мортенсен, которого с блеском играет выдающийся австралийский актёр Джеффри Раш, когда-то был судьёй, то есть сам решал судьбы людей. Неслучайно начальные сцены с ним в судейской мантии полны сарказма. Сначала его побеспокоила муха (намёк на то, что для судьи люди и были назойливыми мухами), а потом прямо в разгар судебного процесса всесильного судью сразил инсульт. Для многих людей старость или продолжительная болезнь — то время, когда происходит переоценка жизненных ценностей, и то, чем человек гордился прежде, представляется несущественным. Вот и судья Мортенсен, только когда частично утратил подвижность, возможно, впервые начал проявлять заботу о ком-то, кроме себя.

Инфернальный Дейв Крили, беспрепятственно проникающий в палаты стариков, безжалостно издевается над их немощью. Образ сатанинского шутника дополняется надетой на руку безглазой куклой Дженни Пен, от имени которой Крили вещает. Джон Литгоу за свою карьеру немало переиграл злодеев (к числу наиболее известных относятся безумный учёный и его сын шизофреник в «Воскрешении Каина» и безжалостный бандит в «Скалолазе»), а потому справиться с ролью Крили для него не составило труда.

Два маститых лицедея (Раш и Литгоу) неизбежно отодвинули бы на задний план всех других актёров, и постановщик это прекрасно понимал. Поэтому в «Обители смерти» повествование строится вокруг противостояния бывшего судьи Мортенсена, не привыкшего подчиняться чужим правилам, и безумного шутника Крили, в котором есть что-то как от злодейских образов из «Воскрешения Каина», так и от школьных хулиганов, самоутверждающихся за счёт буллинга. Неслучайно говорится, что старость – это второе детство.

Однако для обитателей дома престарелых Дейв Крили олицетворяет не проказливого ребёнка, которому необходимо для самоутверждения унизить того, кто слабее, а именно смерть, и не только потому, что, наигравшись, он убивает стариков. Ведь смерть такой же трикстер, поскольку не подчиняется никаким законам, а её приход часто сопряжён со старческой немощью или тяжёлыми болезнями. Неслучайно постановщик акцентирует внимание зрителя на двойной борьбе Мортенсена. Он одновременно противится жестоким играм Дейва Крили и пытается преодолеть последствия инсульта в наивной надежде вернуться к прежней жизни.

Сравнение «Обители смерти» с шедевром Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки», что стало общей чертой многочисленных рецензий, не вполне оправданно. Ведь в фильме Формана пациентам ментальной клиники противостояла бюрократическая больничная система, мешающая людям проявлять индивидуальность. Нонконформистский протест режиссёра вполне коррелировался с контркультурой 1970-х с её противостоянием навязанным общественным ценностям. В ленте Джеймса Эшкрофта персонал дома престарелых — всего лишь безликая масса профессиональных соцработников. Они удовлетворяют базовые потребности стариков, но не думают о внутреннем мире бабушек и дедушек, которые, в силу возраста, уже не могут позаботиться о себе сами. Учреждение в фильме Эшкрофта предстаёт чем-то вроде чистилища, где души ждут конца страданий так же, как герои пьесы Сэмюэла Беккета ожидают Годо.

Ближе к финалу, когда нарастает противостояние главного героя с Дейвом Крили, картина раскрывается как экзистенциальная притча. В видениях Стефана Мортенсена безглазая тряпичная кукла Дженни Пен вдруг вырастает до исполинских размеров, нависая грозной тенью над его маленьким силуэтом. Перед лицом смерти его статус судьи, важный для мира за стенами дома престарелых, ничего не значит. Мортенсен постепенно понимает, что для вечности значима не социальная роль, а то, каким ты был человеком. Одним из наиболее сильных в эмоциональном плане получился эпизод, в котором Мортенсен, преодолевая собственную немощь, старался помешать Дейву Крили издеваться над пожилой женщиной. Эта сцена знаменует перерождение Мортенсена. Он сбросил с себя оковы цинизма и научился ощущать чужие страдания как свои.

Лента Джеймса Эшкрофта пусть и рядится в одежды триллера, но посвящена человеческому угасанию и связанной с этим переоценке ценностей. Какими мы встретим неизбежную старость и с каким чувством уйдём в мир иной? В последней сцене перед зрителем предстаёт другой Мортенсен. Он не сторонится людей, а спокойно играет с постояльцами в нарды. Неслучайно в этот момент к нему подходит местный кот, который, по слухам, чувствует, кто вскоре уйдёт, и трётся о его инвалидную коляску, на что Мортенсен реагирует с буддистской отрешённостью. Справившись со страхом смерти, он принял как должное то, что невозможно изменить.