«Оленья кожа»: Модный приговор

После шестилетнего перерыва Квентин Дюпье возвращается в российский прокат с фильмом про недобрую одежду и одержимость. Публикуем текст о новинке в контексте прошлых заслуг режиссера.

«Оленья кожа» / Le daim / Deerskin (2019)

Режиссер: Квентин Дюпье
Сценарий: Квентин Дюпье
Оператор: Квентин Дюпье
Продюсеры: Мэтью Верхак, Томас Верхак, Грегори Шамбе и другие
Дистрибьютор в России: MEGOGO Distribution (в прокате со 2 августа)

Квентин Дюпье, в широких кругах известный скорее как техно-музыкант Mr. Oizo, а не режиссер абсурдистских и провокационных комедий, на ранних этапах творчества не чурался заигрываний с жанровыми элементами. Сюжет постмодернистской «Шины» (2010) о покрышке-убийце он полностью выстроил на трэш-эстетике дешевых хорроров, а его «Неправильные копы» (2013), где полицейские толкали наркотики детям и избавлялись от трупов соседей, — невольная дань уважения эксплуатационным фильмам 1970–80-х. Со временем безумный и бунтарский мир Дюпье, в котором герои могли с философской многозначительностью обсуждать логотип пиццерии и танцевать под техно на похоронах, немного поубавил в сумасбродстве.

Его два более поздних фильма («Реальность» (2014) и «На посту!», 2018), конечно, сделаны со вкусом настоящего художника, но в них преобладают сухой фестивальный формализм и заигрывания с интеллектуальной публикой. В случае Дюпье, который умерил пыл, но не потерял себя, как герои-притворщики его второй ленты «Смени лицо» (2007), это, пожалуй, и неплохо. Оттого его новая работа «Оленья кожа», своеобразное возвращение к жанровым корням, кажется наиболее интересным шагом в позднем творчестве автора: она совмещает новый подход режиссера с эстетикой хоррора, к которой он не обращался вот уже девять лет.

Хотя кино и повествует о мужчине, который, подчиняясь воле своей новой кожаной куртки, сначала пытается избавиться от всей верхней одежды в округе, а затем переходит к методичным убийствам ее обладателей, безумного здесь не так много, как кажется. Обыкновенная для кино мистическая история одержимости обыгрывается более чем идиотично — то есть как нельзя лучше для типичного фильма Дюпье: персонаж Жана Дюжардена не только общается с кожанкой, но и фиксирует всю историю их отношений и злодеяний на камеру (благо в подарок к покупке продавец отдал ему кассетник).

Между героем, представившимся режиссером, и барменшей Денис из захолустного городка, куда безумец Жорж приехал развеяться после развода, возникает что-то вроде партнерства. Он, как и подобает настоящему творцу, делает всю грязную работу, вынуждая доверчивых прохожих под предлогом съемок фильма отдавать свои куртки и убивая самых настырных из них. Она позволяет вешать себе лапшу на уши и верит байкам про продюсеров в Сибири, которые не выделяют денег на фильм, или в особый творческий подход Жоржа взамен на шанс монтировать якобы постановочную историю маньяка. Настоящий цирк, не иначе.

Думается, в этом цирке абсурда Дюпье равных нет. «Оленья кожа» выдерживает ту тонкую грань между черной комедией и хоррором, когда от нелепого диалога до тревожной музыки и саспенса — один шаг. Это кино не то чтобы страшное или жуткое — скорее подчас неимоверно странное из-за смены фокуса и тона повествования, а потому и ошарашивающее своей непредсказуемостью. Забавные сцены наглого вранья Жоржа, когда он, пытаясь выставить себя знатоком кино, называет монтажера монтажником и просит у Денис деньги с зарплаты на новые сцены фильма, сменяются чуть ли не снафф-пленками с убийствами любителей курток. Но даже в последнем Дюпье отчаянно не хочет быть серьезным: Жорж убивает людей лопастью вентилятора и постоянно смотрит, не появилось ли новое красное пятно на его ценном наряде.

Из-за этого все подтексты и возможные интерпретации «Оленьей кожи» выглядят довольно несерьезно. При желании тут, конечно, можно отыскать экологическую проблематику или критику вещизма, свойственного современной эпохе потребления, но фильм сам будто бы наотрез отказывается от таких умных и остросоциальных затей, виляя от одной идее к другой. Он не фиксируется на чем-то конкретном — лишь вбрасывает эффектные визуальные образы. Вся эта поэтика не до конца оправдана логически и едва ли вырисовывается в целостную картину, но Дюпье никогда не был интересен рационалистический мир, а уж тем более — стройные метафоры. В «Оленьей коже» каждый выразительный момент — для эмоции, но не разума. Пресловутое сравнение героя, полностью одетого в кожаный наряд, с оленем — смеха ради, игра с формой фильма внутри фильма — здесь существует для передачи одержимости кинематографом как со стороны героев, так и со стороны автора.

Казалось бы, идеальный рецепт для бойкого и по-хорошему отбитого авторского кино, довольно умно сконструированного и зрелищно снятого, чтобы понравиться одновременно и критикам, и зрителям. С последним, однако, есть проблемы. Как и две предыдущие работы, в которых упор был сделан на форму (в «Реальности» действие представляло собой смешение разных снов героев, а «На посту!» и вовсе заканчивался тем, что напряженный камерный диалог следователя и подозреваемого оказывался частью театральной постановки), «Оленья кожа» очень кинематографична. Она набита изобретательными приемами, перенятыми у лучших представителей жанра, и местами вызывает ассоциации с чистым кинематографом, но из-за стремления быть как можно выразительнее и визуально любопытнее Дюпье совершенно забывает про историю.

С ней самой, впрочем, всё в порядке: она необычная, наполненная по-настоящему колоритными сценами (вроде поиска курток по всему городу или попыток Жоржа обмануть доверчивую барменшу) и по непредсказуемости сравнимая разве что с «Шиной», где покрышка по щучьему веленью взрывала надоедливых людишек силой мысли. Проблема заключается скорее в ритме рассказа, ведь для своего небольшого хронометража (фильм длится 77 минут) «Оленья кожа» довольно долго подводит к самому интересному, пытаясь исправить самоповторы и исчерпавшие себя сюжетные линии развившимся авторским киноязыком. Именно здесь Дюпье как никогда избыточен и настырен: все меньше он делает упор на содержание и все чаще стремится добавить экстравагантности в изобразительные средства. Иногда этого хватает, чтобы поднять старый добрый градус безумия, но чаще — нет. Поэтому порой то, что намеревалось быть странным и эффектным, оказывается просто вычурным.

Как бы то ни было, «Оленья кожа» — занятный эксперимент и определенно важное и во многом саморефлексивное возвращение режиссера к истокам, которое отражает весь его пройденный путь. Дюпье подвел довольно позитивные и полезные для себя и публики промежуточные итоги. Кажется, нам стоит смириться, что копы больше не будут танцевать на похоронах под техно, а шины перестанут взрывать людей. Безумие автора не ушло — оно всего лишь спряталось в ожидании удобного момента. Вот и в «Оленьей коже» оно по-прежнему готово наброситься на зрителя — просто более сдержанно и учтиво, чем обычно.