Власть Фрейда: каким получился «Последний сын» Тима Саттона
На мировых онлайн-площадках вышел «Последний сын» — упражнение в жанре вестерна от Тима Саттона, режиссера «Доннибрука» и «Funny Face». Василий Покровский рассказывает о том, что получилось у одного из самых своеобразных американских режиссеров современности на этот раз.
«Последний сын» / The Last Son (2021)
Режиссер: Тим Саттон
Сценарий: Грег Джонсон
Оператор: Давид Гайехо
Продюсеры: Джиб Полемус, Андре Релис, Тодд Люндбохм и др.
Айзек ЛеМей — грозный преступник и желанная мишень для охотников за головами — проклят индейцем: он обречен погибнуть от руки одного из своих детей. Чтобы спастись, Айзек идет против пророчества и решает убить всех своих отпрысков. Но кто знает, сколько их может быть у бандита на Диком Западе? Один из сыновей Айзека — Кэл — вырос таким же бандитом, как и отец. Мать Кэла — проститутка (как водится, с золотым сердцем), которую тот тайно вожделеет. На дворе стоит 1886 год. Где-то за океаном уже вовсю трудится один австрийский психиатр.
«Последний сын», как обычно у Саттона, больше не про богатый репликами внятный сценарий, а про режиссуру. Дисфункциональные герои задумчиво ходят по просторам воображаемого Дикого Запада, смотрят куда-то в сторону и обмениваются немногочисленными комментариями. И хотя в чистом жанре Саттон оказывается не в пример более говорлив, понять его героев бывает не всегда просто. Они бравируют ничего не значащими пошлостями и делают многозначительные лица, но глубины им это не прибавляет. Фронтир, несмотря на внешнюю незамысловатость — ковбои против индейцев, шериф против бандитов, хорошие парни против плохих — у Саттона оказывается куда более странным местом, чем может показаться на первый взгляд.
Режиссер отказывается от романтизации жанра, его вестерн — увядающий, практически и не вестерн вовсе. Аттракционов тут мало (хотя заканчивается все танцами с револьверами), пейзажи уже до неприличия избиты, брутальность — стариковская, а герои — утомительны. Ревизионизма у Саттона нет и близко. Кажется, режиссер и сам прекрасно понимает, что на территории Квентина Тарантино или даже С. Крейга Залера ему делать нечего. «Последний сын» уместно смотрелся бы в руках какого-нибудь Дона Сигела или других режиссеров-семидесятников, которые решили пересадить психоаналитические теории на жанровую почву. Такое ощущение неслучайно: сценарий Грега Джонсона пролежал в черном списке больше десяти лет, пока не дождался своего режиссера. Кажется, в 2009 году, когда не было еще ни «Железной хватки», ни «Джанго», эта история выглядела бы уместнее.
Парадоксально, но больше всего «Последний сын» похож на «Власть пса» Джейн Кэмпион. У Саттона «Последний сын» тоже оказывается кинематографом выгорания, осенью патриархального жанра, которому уже не нужны переосмысления. Саттон словно нарочно идиотизирует жанр (особенно показательна в этом плане финальная дуэль), демонстрируя его неадекватность современному кино. Может быть, именно поэтому в нем сходятся герои прошлого: Айзека играет Сэм Уортингтон, Соломона, местного шерифа, — Томас Джейн, мать Кэла — Хизер Грэм. И только главного героя играет Колсон Бэйкер (в миру известный как рэпер Machine Gun Kelly), который должен был, судя по всему, придать фильму фактуры и расширить потенциальную аудиторию.
Парадоксально сравнение с Кэмпион и по той причине, что её фильм оседлал волну сегодняшнего мейнстрима и, видимо, имеет большие шансы на «Оскаре» 2022 года. Саттон же, с его действительно визионерским подходом, в вестерне будто бы рассеивается, оказывается удивительно академичным, до обидного обычным. Здесь нет места ни саттоновскому лиризму («Павильон», «Темная ночь»), ни неистовству («Все пути ведут в Доннибрук»), ни сентиментальности («Забавное лицо»). Остается только озадаченно пожимать плечами, глядя на закольцованное повествование и романное деление на главы. Всё это тем удивительнее, что фильм снял Давид Гайехо (оператор двух визионерских откровений Сиро Герры — «Объятий змея» и «Перелетных птиц»), а музыкальное сопровождение написал Фил Моссман (он же автор саундтрека к «Другой Земле» Майка Кэхилла). Это, конечно, не значит, что фильм плох. Скорее, что на Диком Западе мужчинам больше делать нечего.