«Омен: Перерождение»: Венгерская душа — потемки

Дмитрий Соколов Фев 20, 2019 792

В российский прокат выходит «Омен: Перерождение», мистический хоррор на классическую для жанра тему одержимых детей. Объясняем, почему не стоит пропускать эту новинку.

«Омен: Перерождение» / The Prodigy (2019)

Режиссер: Николас МакКарти
Сценарий: Джеффри Бюхлер
Оператор: Бриджер Нилсон
Продюсеры: Тара Фарни и Трип Винсон
Дистрибьютор в России: «Экспонента» (в прокате с 21 февраля)

Сара (Тейлор Шиллинг) и Эдвард (Пол Фото) — молодые родители, у которых растет не по годам смышленый сын Майлз (Джексон Роберт Скотт). Но чем старше он становится, тем тревожней родителям: к восьми годам мальчик вдруг начинает вести себя агрессивно, у него возникают странные проблемы с памятью, а во сне он говорит на редком диалекте венгерского языка. Обеспокоенная мать приводит сына сначала к обычным врачам, а затем к специалисту, изучающему реинкарнацию (Колм Фиор). Именно он и сообщает Саре, что внутри Майлза поселился кто-то другой — уже однажды умерший и теперь желающий вернуться в мир живых.

Не стоит обманываться локализованным названием, подчеркивающим связь фильма с классическим хоррором Ричарда Доннера («Омен», 1976). Само собой ремейком (и даже вариацией на тему) здесь и не пахнет, работа Николаса МакКарти — совершенно самостоятельная история о детской жестокости.

Психологической проработке персонажей в фильме уделено явно больше времени, чем скримерам, пугающим намекам или тревожной музыке. В центре истории — семья и в особенности отношения матери и сына, в которых постепенно нарастает напряжение. Оно развивается медленно за счет отличной актерской игры юного Роберта Скотта (Джорджи из «Оно», 2017): он жонглирует эмоциональными состояниями с мастерством, которое нечасто встретишь даже у взрослых актеров.

Примечательно и то, насколько последователен МакКарти в своей безжалостности к основным героям. Несмотря на то, что в фильме почти нет убийств или особенно кровавых сцен, к финалу складывается впечатление, что сценарист Джеффри Бюхлер работал над агитационным материалом по антинатализму.

Если с психологической достоверностью у «Перерождения» все в порядке, то с отсылками к мировой культуре вышли несостыковки. В фильме видно повышенное внимание к деталям: например, в одной из сцен Майлз внезапно начинает покрывать еду традиционной венгерской паприкой, в другой — играет с изобретенным в Венгрии кубиком Рубика. Но вот вера в реинкарнацию вряд ли является, как по ходу сюжета утверждают компетентные специалисты, «характерной для большинства» жителей Земли, не говоря уже о том, что сверхъестественное явление, с которым приходится иметь дело Саре, нельзя считать реинкарнацией. В традиционном понимании ей должно считаться переселение души в новую пустую оболочку: например, в индуизме душа после смерти перемещается не в других людей, а в новое тело, которое никто другой не занимает. То, что мы видим в фильме, — это овладение чужим телом, то есть скорее одержимость, но не демоном, а призраком. Наконец, в финале содержится неожиданный, но явно искусственный ход.

Впрочем эти проколы не разрушают цельность, поддерживаемую актерской игрой и атмосферой. Это, разумеется, не новый «Омен» или «Ребенок Розмари», но определенно эффектная история о злом ребенке.