Режиссерский комментарий: «Носферату: Призрак ночи»

Михаил Моркин Янв 17, 2019 4812

17 января фильму «Носферату: Призрак ночи» исполняется сорок лет. Это блестящий ремейк классического «Носферату, симфония ужаса» (1921) и единственный хоррор Вернера Херцога. Из его комментариев, записанных для DVD-издания фильма, мы выбрали наиболее интригующие: Херцог объясняет, зачем решился переснимать классику немецкого экспрессионизма, рассказывает, почему не любит «Дракулу» (1992) Фрэнсиса Форда Копполы, и делится воспоминаниями о работе с безумным Клаусом Кински.

Знаменитую работу Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату, симфония ужаса» Вернер Херцог считает лучшим немецким фильмом всех времен, поэтому именно ее он и решил переснять. Более того, так режиссер хотел установить связь с кино, сделанным до нацизма, и попытаться «вернуться к своим корням». Херцог считает, что у немецких режиссеров его поколения не было «отцов» — их «отцы», сотрудничавшие с нацистами, были вынуждены эмигрировать. Но поскольку в 1970-х многие режиссеры не хотели работать вне связи с собственной культурой, они стали искать учителей среди поколения дедов, к которому относились Георг Вильгельм Пабст, Фриц Ланг и Фридрих Вильгельм Мурнау.
Херцог с актерами не пересматривал предыдущие экранизации «Дракулы» Брэма Стокера, режиссер даже никогда не видел одноименный хоррор Тода Браунинга с Белой Лугоши (1931). Его единственным кинематографическим референсом был «Носферату» Мурнау.
Несмотря на любовь Херцога к фильму Мурнау, он считает, что снял не ремейк, а новую версию (reversion) фильма. Херцог сам написал сценарий, взяв за основу «Носферату» Мурнау, фольклорную историю о Дракуле и роман Стокера.
В 1920-х Флоренс Бэлком, вдова Брэма Стокера, подала в суд на Мурнау, вынудив его уничтожить практически все копии «Симфонии ужаса». Согласно легенде, сохранилось лишь несколько копий. Впоследствии эта неофициальная экранизация стала одним из первых культовых фильмов и шедевром немого кино. Из-за проблем с правами вместо слова «вампир» Мурнау использовал слово «носферату», а граф Дракула был переименован в графа Орлока. Херцог оставил название, но дал героям их оригинальные имена, так как роман уже был общественной собственностью и не требовал покупки прав.
До «Призрака ночи» Херцог не снимал жанровых картин, и ему был интересен такой опыт. Режиссер считает, что при создании вестернов, хорроров или нуар-фильмов нужно соблюдать «определенные правила и магию».
В один год с «Носферату» Херцога вышли еще две заметные экранизации романа: комедийный хоррор «Любовь с первого укуса» и крупнобюджетный фильм ужасов от Universal «Дракула». Из этих трех картин версия Херцога оказалась наименее успешной в прокате, но со временем получила наибольшее признание.
Херцог не видел «Любовь с первого укуса» и «Дракулу», но смотрел «Бал вампиров» (1967) Романа Полански и «Дракулу» Фрэнсиса Форда Копполы. Ему понравилась открывающая сцена («Это было настоящее кино»), а фильм целиком — нет. Херцог считает, что фильм о вампирах обязательно должен «проваливаться в другую реальность» по ходу развития, а Коппола с ходу создает ощущение другой реальности и тут же его теряет, скатываясь в псевдореализм.
Мумии во вступительных кадрах картины помогли Херцогу задать первой трети фильма гнетущую атмосферу, предвосхищающую появление Носферату. Эти мумии режиссер нашел в мексиканском городе Гуанахуато, куда он впервые попал в начале 1960-х. Это случилось, когда у режиссера заканчивалась американская виза, и, чтобы его не депортировали в родную Германию, Херцог сбежал в Мексику. Там он трудился на случайных работах (например, на родео) и как-то набрел на одно странное кладбище. В одном из местных зданий хранились тела людей, чьи потомки не заплатили за место захоронения. Власти раскапывали неоплаченные могилы, а жаркий и влажный климат превратил тела в мумии. Спустя полтора десятилетия, вспомнив эти жуткие образы, Херцог решил снимать открывающую сцену «Носферату» в Мексике. Еще в 1969-м в здании с мумиями был открыт музей, и тела больше не лежали вдоль стен, а выставлялись под стеклом. Режиссер лично доставал иссохшие тела, каждое из которых весило около восемнадцати килограмм, и на руках относил их на площадку. Для Херцога это был необычный опыт, ведь он понимал, что носит тела настоящих людей.

<
>
Помимо Мексики, съемки «Призрака ночи» проходили в Голландии, Восточной Словакии (ныне — Чешской Республике) и Германии. В Нидерландах съемочная группа нашла город Дельфт со множеством каналов и старых зданий. Он «сыграл» немецкий Висмар.

<
>
На улицу Дельфта команда Херцога выпустила одиннадцать тысяч крыс. Кинематографисты установили сети и тщательно перекрыли крысам пути в канализацию и воду. Однако работа с животными все равно создала множество проблем. Власти города были в ужасе: сначала они выдали разрешение на съемку, но затем все же попытались запретить выпускать крыс (в итоге некоторые сцены были сняты в соседнем Схидаме — прим. RR).
Крыс закупили в венгерской лаборатории, и так как многие из них были белыми, их пришлось перекрашивать в серый цвет. Из Венгрии крыс везли сначала в Германию, затем в Австрию и только потом в Голландию. Один из таможенников упал в обморок, когда увидел, что перевозят кинематографисты. Его приводили в чувство сорок пять минут. По словам Херцога, ни одна крыса не убежала.

<
>
Друзья режиссера и члены съемочной группы сыграли пирующих за столом людей, сидящих в окружении крыс.

<
>
Руки и ноги человека, который копается в гробу с крысами, принадлежат самому Херцогу. Другие люди не захотели совать ногу к грызунам.
Изабель Аджани смогла пройти через стайку крыс без особых проблем.

<
>
Найденные старинные локации Дельфта все же пришлось декорировать. Также было нелегко избавиться от машин и телевизионных антенн в кадре.
Съемка сцен на городской площади вызвала множество логистических проблем, так как там располагалась огромная парковка для машин. Переговоры с мэрией города шли нелегко. Но Херцог считает, что без преград и трудностей кино снимать невозможно: «Мир создан не для того, чтобы способствовать кинопроизводству». Жалобы его не интересуют: «Это ежедневная борьба, ну и что?».
Пейзажам Херцог посвятил очень много экранного времени. Режиссер отмечает, что впечатляющий ландшафт в «Призраке ночи» стал главным персонажем и помог создать драму. У Херцога вампир следует своим инстинктам и связан с окружающей средой больше, чем у Мурнау. Студия XX Century Fox настаивала на том, чтобы сократить эти сцены. По словам режиссера, продюсеры не понимали, что проходы иногда важнее, чем сюжетные повороты.
Херцог говорит, что видел множество мест, которые другие люди никогда не видели. Именно эти места ему хочется показывать в своих работах.
Кадр с мельницами сняли в Голландии. По словам Херцога, сейчас их почти не осталось.
Некоторые кадры снимали в Любеке в Германии, который известен готической архитектурой. Херцогу кажется (хоть режиссер и не до конца в этом уверен), что он снимал своего «Носферату» на фоне тех же зданий, что и Мурнау.
И у Мурнау, и у Херцога есть кадр с выглядывающим из окна Носферату. Херцог считает, что у Мурнау он вышел лучше, но не знает, чем это объяснить.

<
>
Сцену с горным ручьем снимали в ущелье Партнахкламм, неподалеку от мест, где рос режиссер. Херцог рос в отдаленной горной деревушке в Баварии, куда во время Второй мировой войны его привезла мать после бомбежки Мюнхена. Он рос без телевидения, водопровода и телефона, а что такое кино узнал только в одиннадцать лет. Первый телефонный звонок Херцог совершил, когда ему было семнадцать. Спустя два года он уже снял свой первый фильм.
Режиссеру не разрешили снимать в настоящей Трансильвании в Румынии. Румынского диктатора Николае Чаушеску Херцог считал наследником Влада Цепеша, настоящего графа Дракулы.
Замок графа Дракулы — это замок Пернштейн, фамильное гнездо моравско-чешского аристократического рода Пернштейнов. Он находится примерно в 40 км к северо-западу от Брно в историческом регионе Моравия в Чешской Республике (в нем также снимали советскую сказку «Принцесса на горошине» (1976) — прим. RR). Впервые замок упоминался в документах 1285 года. Херцог описывает его как «очень странное и загадочное место».
Замысловатые часы в замке Носферату специально за два дня изготовил художник-постановщик фильма Хеннинг фон Гирке. В кино фон Гирке работал почти исключительно с Херцогом, который считает его одним из самых важных соавторов. Вместе они сделали несколько фильмов и опер.
По мнению Херцога, художник не может создать декорацию, способную заменить настоящий замок — только в нем чувствуется «осязаемая история». Такого ощущения нельзя добиться в павильонных съемках. При этом Херцог утверждает, что не особенно исследовал период, в который происходит действие фильма, и не пытался добиться исторической достоверности. Но, например, старонемецкий текст, который читает Джонатан во время ночлега, взят из книги XVIII века (Херцог не раскрыл ее название). У Мурнау такой сцены не было.
Интерьеры снимали внутри самого замка Пернштейн, но мебель, декор и оборудование привезли специально для съемок. Карету привезли из Словакии. Она была почти полностью сделана из стекла и использовалась для похорон.
Французский иллюстратор, художник комиксов, писатель (его роман «Жилец» экранизировал в 1976 году Полански), сценарист и актер Роланд Топор сыграл Ренфилда, сумасшедшего слугу Носферату. Херцог увидел Топо́ра по телевизору и, услышав его безумный смех, тут же понял, что художник подойдет для роли. Про одну из сцен с ним Херцог говорил: «Это не реалистичная игра, а просто поза, как на фотографиях из позапрошлого века. Кадр создает другую реальность в фильме».
Речь Топора, как и речь француженки Изабель Аджани, сыгравшей Люси Харкер, дублировали в обеих версиях фильма — в немецкой и в английской. Херцог снимал их одновременно не только потому, что на английском фильм получил бы большее распространение, но и потому что на площадке играли актеры, говорящие на разных языках. Херцог предпочитает немецкую версию, потому в ней слышен голос Клауса Кински. Английская версия короче немецкой на десять минут.
Херцог не сомневался, что графа Дракулу должен играть Кински. Для него сделали специальные накладные ногти (режиссер сравнивает их с лапками паука), уши и клыки, как у гадюки. Актера сделали почти на десять сантиметров выше (рост Кински — 173 сантиметра). Он проводил в кресле гримера ежедневно по четыре часа. Каждый день изготавливалась новая пара ушей.

<
>
Херцог так комментирует образ вампира: «Чистое создание из самых страшных кошмаров, которые у нас могут быть».
Кински прославился во многом благодаря Херцогу. Он играл в пяти фильмах режиссера: «Агирре, гнев божий» (1972), «Носферату: Призрак ночи» (1979), «Войцек» (1979), «Фицкарральдо» (1982) и «Зеленая кобра» (1987). В большинстве картин других режиссеров Кински появлялся в маленьких ролях, потому что никто не мог выдержать работу с ним дольше пары дней. Съемочная группа и актеры «Призрака ночи» так страдали от работы с Кински, что Херцогу пришлось оправдывать свое кастинг-решение и постоянно защищать актера, который ежедневно устраивал сцены и скандалил.
XX Century Fox одобрила выбор главных актеров. Студия понимала, что «Носферату: Призрак ночи» — не голливудское кино, а актеры хорошие. Херцог считает, что крупнобюжетные американские фильмы часто проваливаются, потому что исполнители подобраны неверно.
В своей автобиографии «Я жажду любви» (1988) Кински писал, что по-настоящему стал вампиром на съемках фильма, перестав различать себя с персонажем. Херцог утверждает, что вся автобиография актера, включая его сексуальные подвиги, была выдумана, а игра Кински — чистая стилизация. Актер также создавал легенды о том, как много ссорился с Херцогом во время их совместной работы. Он говорил режиссеру: «Вернер, никто не будет читать книгу, если я напишу, что мы любим друг друга». В книге Кински даже описывал, как рос в бедности и дрался с крысами за хлебные крошки. По словам Херцога, на самом деле Клаус вырос в обеспеченной семье фармацевта. Кински считал себя главным автором совместных фильмов с Херцогом. Режиссер разрешал ему в это верить. Некоторые рабочие ссоры у Кински и Херцога все же были. Поначалу актер хотел играть вампира энергично и громко. Херцог специально провоцировал его, чтобы тот часами орал, но зато потом, успокоившись, играл тихо и сдержано. Херцог всегда использовал похожие тактики в работе с Кински.
В 1986 году Кински снова сыграл Носферату в «Вампире в Венеции» — неофициальном сиквеле «Призрака ночи», сделанном без участия Херцога. На этот раз актер отказался бриться наголо и гримироваться, поэтому Носферату выглядел совсем иначе.
Херцог отдельно обращает внимание на то, как Кински двигает глазами и руками. Кинематографисты долго репетировали движения рук монстра. Стилизация и напряжение, которые Кински проецирует на экран, по мнению Херцога, не имеет аналогов в других фильмах о вампирах: «Я правда люблю Кински здесь». Движения и направление взгляда Кински были четко спланированы режиссером.
В сцене, где Носферату кусает Джонатана, Кински копировал игру Макса Шрека из аналогичного эпизода у Мурнау. Херцог считает, что эта сцена — самая страшная в «Симфонии ужаса», а Кински сравнивает с пауком или насекомым.
Однако, по мнению Херцога, граф Орлок в исполнении Шрека был бездушен и слишком похож на насекомое, а Носферату Кински не лишен человечности и жаждет любви. Его одиночество и печаль от невозможности отношений с людьми — эмоциональный центр «Призрака ночи».
Аджани была звездой еще до того, как снялась в «Носферату». Она успела сыграть у Франсуа Трюффо в «Истории Адели Г.» (1975) и у Романа Полански в «Жильце».
Иногда Херцогу было сложно работать с Аджани из-за того, что актриса периодически чувствовала себя неуверенно. Ей постоянно требовалось много внимания, и Херцогу приходилось внушать ей чувство защищенности и постоянно напоминать, что она красива. Режиссеру нужно было доказывать, что он доволен игрой Аджани — иначе она слишком сильно нервничала. «Очень хрупкая женщина, и это по-своему украшало ее», — вспоминает Херцог.
Режиссер говорил: «Клаус и Изабель — лучшая пара “вампир и его жертва”, которую я могу представить».
Белые одежды подчеркивают невинность и чистоту Люси, невесты Джонатана. Этот цвет окружает ее повсюду, и даже цветы за окном — белые.
Херцог с первого дубля снял сцену, где Люси бродит среди мужчин, несущих гробы. Эпизод снимали на ручную камеру, и Аджани приходилось двигаться спонтанно.
Обычно Херцог не против импровизации и не готовит раскадровки заранее, но сцены в «Призраке ночи» были настолько стилизованы, что нужно было заранее точно знать, как снимать. Как признаётся режиссер, у него часто немеют ноги, если при третьем дубле сцена все еще не работает. Тогда он сразу понимает, что нужно что-то поменять.
Эпизод, где Носферату обсасывает порезанный палец Джонатана, сняли с первого дубля. Это единственное изображение крови во всем фильме.
Актер Бруно Ганц, исполнивший роль Джонатана Харкера, сам без страховки спускался по связанным простыням из окна замка.
Херцог отмечает, что в Джонатане ощущается чувство собственного достоинства. Режиссер был доволен игрой Ганца, но вместе они больше не работали.
В эмоциональных моментах Херцог снимал героев сзади и издалека. В американском кино в аналогичной сцене их показали бы крупным планом. Но Херцог не хотел видеть, как плачет актер, он хотел видеть, как плачет зритель. Студия XX Century Fox, которая занималась прокатом картины в США, пришла в ужас от такого подхода, но ничего не могла с этим поделать, так как Херцог попросту не снял другого материала.
Производством фильма занимались компании Werner Herzog Filmproduktion, Gaumont и телеканал ZDF. Херцог имел полный творческий контроль. XX Century Fox попросила его лишь сократить пару сцен в англоязычной версии фильма. Режиссер согласился, что это пойдет на пользу американскому прокату картины. В основном сокращения коснулись нескольких долгих эмоциональных сцен.
Подготовка к съемкам заняла четыре-пять месяцев, сами съемки — семь недель. «Носферату: Призрак ночи» обошелся в 896 тысяч долларов.
Съемочная группа была достаточно маленькой, и многие ее члены играли горожан. Херцог всегда предпочитал работать с «небольшим количеством умных людей» — это позволяет снимать быстро. К тому же, он часто работает с одними и теми же людьми.
Высокий человек с бородкой — один из лучших друзей Херцога. Он был ветераном войны в Алжире, работал терапевтом в психбольнице и занимался фотографией — поэтому Херцог предложил ему поработать еще и фотографом на съемочной площадке «Призрака ночи».
Небольшую роль Мины сыграла Мартье Громанн, бывшая жена Херцога. Труп Мины также появляется в конце фильма. Громанн удалось не шевелить глазами.
Оператором выступил Йёрг Шмидт-Райтвайн, работавший над многими фильмами Херцога, включая «Каждый за себя, а Бог против всех» (1974), «Войцек» (1979) и «Стеклянное сердце» (1976). Херцогу нравится, как он работает со светом и тенями. Это умение было особенно важно в случае с «Носферату», потому что «вампирское кино работает с мраком, ночью и тенями, а яркий дневной свет убивает вампиров».
Многие визуальные спецэффекты сделаны просто благодаря правильному выстраиванию мизансцены и расположению камеры, а также с применением простых технических инструментов.
Сцена, где граф Дракула подходит к Люси сзади, не отражаясь в зеркале, была сложной для съемки. Дверь открывалась, и тень за ней отбрасывал статист, а не Кински. Затем дверь закрывалась, а тень все равно оставалась. Кински при этом находился справа от камеры. Сначала его не было видно в зеркале, а затем он внезапно входил в кадр. Эпизод сняли без каких-либо спецэффектов.

<
>
Херцогу нравится сцена, в которой Джонатан пытается выбраться из замка, перед тем как случайно обнаруживает склеп с Носферату. Она снята одним кадром, и замок похож на лабиринт, из которого нельзя сбежать. Склейки бы уничтожили это ощущение.
Херцогу также любит сцены, где Носферату заглядывает в окна, но не слышит, что говорят люди.
В одной из сцен камера возвращается к двум пожилым крестьянам, создавая иллюзию внутренней жизни в истории. Героев играли настоящие крестьяне.

<
>
Синие кадры с летучими мышами Херцог позаимствовал из научного фильма. Они были сняты со скоростью 500 кадров в секунду, и их производство требовало огромного количества освещения. Летучих мышей, которых снимал сам Херцог, тренировали полгода, чтобы они не боялись летать при свете.
Сцену приезда Джонатана в Трансильванию снимали на закате.
Сцена, где сельчане приветствуют Джонатана, была снята в нескольких десятках метрах от чехословацко-польской границы, и сельчан играли цыгане из Восточной Словакии, которые в фильме говорят на романи. Херцогу было приятно работать с ними: он очень любит цыган. К тому же, чтобы выглядеть естественно, они не нуждались в большом количестве указаний, хотя, конечно, не были профессиональными актерами. В сцене, где цыгане рассказывают Джонатану об ожидающем его зле, Херцог лишь попросил их выразить в речи больше жизни. Сцену сняли за пару дублей.
Эпизод, когда главный герой сообщает, что направляется к графу Дракуле, и все замирают в ужасе, — обязательный элемент фильмов о вампирах, согласно Херцогу.
Херцог говорил: «То, что мы видим сначала тень, и лишь потом человека, — это очень-очень важно. Это показывает другой тип существования, где тени важнее фигур». У Мурнау визуально все тоже строилось вокруг игры света и теней. Херцогу было несложно адаптировать черно-белую классику в цветной фильм, так как работа со светом и тенями не зависит от того, снимается ли фильм в цвете или нет.
Сцену, предшествующую наступлению темноты и первой встрече Джонатана с Носферату, Херцог называет странной комбинацией внутренних переживаний, течения времени, образов и музыки. Он счел ее слишком медленной для американской аудитории.
Херцог считает, что является одним из немногих режиссеров, которые умеют работать с музыкой в кино. Среди прочих, по его мнению, — Сатьяджит Рай и братья Тавиани.
Музыку к фильму написала мюнхенская группа Popol Vuh, исполнявшая краут-рок с элементами этники. Бессменным лидером группы был клавишник Флориан Фрик (1944–2001), который в юности был пианистом-виртуозом, но в 17 лет перестал играть из-за воспаления сухожилий кистей. Он работал в тесном контакте с Херцогом и написал музыку к нескольким его фильмам («Агирре, гнев божий», «Стеклянное сердце» и «Фитцкарральдо»). Фрик читал сценарии, смотрел первые сборки фильмов и вносил изменения в саундтрек, если Херцога что-то не устраивало.
Помимо музыки Popol Vuh, в фильме играет прелюдия к опере «Золото Рейна» Рихарда Вагнера, Sanctus из Торжественной мессы Святой Цецилии Шарля Франсуа Гуно и грузинская народная песня «Цинцкаро» в исполнении вокального ансамбля Gordela. Ее можно услышать на 90-й минуте немецкой версии, когда на площади происходят танцы среди смерти — оммаж «самой жизни во время безумия чумы». В сцене нет звуков кроме грузинской музыки.
Капитана корабля, привозящего крыс и гроб с Носферату, играет Жак Дюфило (1914–2005), «один из лучших французских актеров», как считает Херцог.
Джонатан в финальной части фильма сидит перед закрытой шторой, потому что больше не переносит солнечный свет и начинает превращаться в вампира.
Чтобы превращающийся в вампира Джонатан не мог уйти из угла, Люси делает полукруг из крошек гостии — евхаристического хлеба, выпекаемого из пресного теста. Для его изготовления используются специальные формы для выпечки с рельефными изображениями распятия, агнца и других христианских символов. Джонатан не может выйти за пределы такого круга. Многие зрители, не знающие католических ритуалов, не поняли, что делает героиня.
Херцог считает, что финальная сцена, где Носферату нападает на Люси, — лучшая «любовная сцена», которую он снял за всю свою карьеру. Впрочем, они в его фильмах обычно отсутствуют. «Но эта — главная!» Постановщик хотел, чтобы в ней было нечто эротическое. У другого режиссера она была бы гораздо короче, но Херцог любит непропорционально долгие сцены, создающие необычную атмосферу. Он не может объяснить, почему делает их такими долгими, но уверен, что так нужно. Сцена снята без склеек и длится около трех минут. Ее сняли на чердаке, установив за окном огромный отражатель. Носферату чувствует, что должен уходить, чтобы спрятаться от первых лучей солнца, но, насладившись Люси, он устает, «словно напившийся молока младенец». Девушка нежно прижимает его к себе.
От солнца Носферату слепнет. Для кадра Кински надел белые контактные линзы.
«Вот это Кински! Эту игру нельзя особо режиссировать!» — говорит Херцог о том, как Носферату падает на пол и умирает. В этой сцене режиссер предоставил актеру полную свободу, лишь попросив изобразить конвульсии. Вампир вдыхает свет и смерть, поэтому актер вдыхал, а не выдыхал, чтобы получить нужный звук. Кински хотел стонать или кричать, но режиссер запретил ему: «Вдыхай, вдыхай, вдыхай! Тяни в себя смерть. Тяни в себя боль. Вдыхай свет, который убьет тебя».
Ван Хельсинг в «Носферату» сильно отличается от того, как изображали персонажа в других фильмах.
Легенда о том, что вампиру нужно вонзить кол в сердце, уходит корнями во времена прообраза графа Дракулы — князя Валахии Влада Цепеша. Херцог утверждает, что он мог насадить на кол двадцать тысяч пленников за один день. Исторический факт превратился в миф.
Клеменс Шайц, сыгравший старичка-мэра, которому нужно произвести арест Ван Хельсинга (на кадре — посередине), играл в нескольких фильмах Херцога («Каждый за себя, а Бог против всех» (1974), «Стеклянное сердце» (1976), «Строшек», 1977). Режиссер написал смешной и странный диалог про отсутствующие полицию, суды и тюрьмы специально для него. На момент съемок сильно пожилой Шайц уже страдал старческим слабоумием.
«Вампиры теперь будут плодиться», — комментирует Херцог финал фильма, в котором Джонатан окончательно стал кровососом, отрастив клыки и сорвав с себя крест.
Херцог считает, что фильм Мурнау предсказал катастрофу, которая произойдет с Германией после прихода к власти Гитлера. Режиссер также сравнивает смерти в финале фильма с чумой, напавшей на Европу в Средневековье. Херцог не любит метафоры, но допускает, что вампир символизирует чуму.
У фильма нет финальных титров — этим Херцог хотел подчеркнуть, что кино продолжится внутри зрителей.