Хтонь стучится в дверь ко мне: советский анимационный бестиарий. Часть 2

На закате осени Глеб Колондо устроил нам алфавитную экскурсию по советскому бестиарию мультипликационной нечисти, мы были в шаге от провала в кроличью нору, но вовремя спаслись, ровно на середине алфавита. Сейчас мы наконец-то готовы ко второй части путешествия, если вы вдруг пропустили первую, то зря, приобщиться можно здесь, ну а мы продолжаем.

Оборотень

Когда в безобразного зверя превращается некто посторонний, нам всё равно делается не по себе. А уж когда оборотень – старый знакомый или друг… Создатели серии «Ну, погоди!» в перестройку оставались верны себе, а вот в 90-е расшалились. В 1993 появился выпуск №17, где, мало того, что Волк продолжил говорить голосом покойного Анатолия Папанова (артиста не стало в 1987, но его «неудачные дубли» были под рукой и пошли в дело) так ещё и старый добрый Зайчик обернулся почти что гремлином. Впрочем, всё это был ночным кошмаром Волка, который пересмотрел ужасов. А может, сном было не только это, но и все постсоветские эпизоды сериала. В последнем выпуске «Ну, погоди!», снятом при СССР, волк теряет сознание, мучается видениями с бабой Ягой, танцующей под песни Леонтьева, но Зайцу удаётся привести его в чувство. А может, на самом деле Заяц не сумел или не захотел его спасти. Поэтому всё, что мы видели в «Ну, погоди!» после 80-х – вспышки умирающего сознания серого. Или мытарства души, обречённой навеки в плохой рисовке требовать погодить.

Пылесос

Рациональное и, зачастую, атеистическое сознание современного человека редко по-настоящему страшится мистических сил. Другое дело, ужас перед прогрессом, например, атомной бомбой. Да и бытовая техника вовсе не так проста. «Пылесос» (1978), чьим сюрреалистическим искривлениям позавидовал бы Дали, демонстрирует небывалую картину чревоугодия. Механизм для наведения порядка, непрерывно жирея, уплетает домашнюю обстановку, а под конец и вовсе покушается на хозяина. Да, человек царь природы (значит, и живых пылесосов) – он пробует отвоевать нажитое у нахального агрегата. Возможно, жильё и вещи даже вернутся к нему. Но в каком виде?

Робот-дворецкий

Отдавая должное отечественной мультипликационной робототехнике, в частности, агрессивному альтер-эго зайца из 14-го эпизода «Ну, погоди!», мы, однако, вспомним здесь не металлического грызуна с электрошоковыми замашками – о нём и так никто не забывал – а его менее известного, зато более услужливого собрата, змеевидного дворецкого из «Будет ласковый дождь» (1984). Его  не было у Рэя Брэдбери в «Марсианских хрониках», откуда был взят рассказ для экранизации, да и сам этот рассказ был более «ласковым», чем узбекфильмовский рисованный вариант. Но в 80-е предчувствие техногенного апокалипсиса усилилось, и на место обезличенного «умного дома» пришёл монструозный помощник с механическими жвалами, обихаживающий хозяев, несмотря на то, что их уже испепелил ядерный взрыв. С тупым усердием заботясь о комфорте горок праха, робот охотится на случайно влетевшую в окно птицу, по пути сначала протыкая распятие, а затем и уничтожая всё жилище. Мысль о губительности прогресса доносится, пожалуй, слишком прямо – но для того, чтобы припугнуть, в самый раз. Даже дождя из оригинала нам не осталось: идёт снег, а на календаре 1 января 2027 года. Между прочим, скоро уже.

Супное дерево

Дядя Ау – немного перепачканный, но всё же довольно мирный анимационный житель, которому обыкновенно не инкриминируют никакой хтони. А всё-таки и он однажды вляпался: в эпизоде «Ошибка дядюшки Ау» (1979), напутав с инструкциями, Ау взялся выращивать дерево, поливая его супом. Скоро в горшочке проклёвывается голодный мутант с писклявым голосом, который просит мяса, а не то уплетёт самого дядюшку Ау. Спасаться приходится методами совсем не сказочными – аэрозолем от насекомых. В дальнейшем урбанизация окончательно лишает глазастого бородача его родной среды обитания, и в следующей серии дядюшку ждёт кое-что пострашнее супового чудовища: насильственный выход из зоны комфорта.

Тоска

Наверное, только у нас могли придумать и снять мультфильм ужасов, где в роли злодея выступает Тоска. Так именует себя старуха с глазами без зрачков, которая развлекается тем, что вызывает у людей хандру. Становятся они при этом страшнее некуда, покрываются паутиной, морщинами, и всё время что-то едят. «Сгубила город жадность людская», – комментирует рассказчик за кадром, очевидно, намекая на то, что депрессия – болезнь буржуазная, свойственная людям зажиточным, что-то вроде ожирения. И лучшее от неё средство – активная деятельность, физический труд. Этим герои «Как Тоску одолели» (1978) вскоре и займутся. Но вот дела: прогнав хмарь, горожане обзаводятся улыбками-монолитами, которые не многим симпатичнее печального варианта. Похоже, дело-то и не в депрессии, а в том, какой перед нами человек. Если нутро подгнило, то и нечего на справку из диспансера пенять.

Уродцы

Чего греха таить: часто, бояться или нет, мы, «решаем» по внешнему виду. Даже если у персонажа добрые или нейтральные намерения, мозг маркирует его знаком «минус». В «Контракте» (1985) первое, что видит астронавт, попав на неизвестную планету – демоническое существо, летящее к нему на крылатом скелете, огромного спрута, две помеси лягушки со слоном, несколько ящеров… Он, конечно, сразу хватается за оружие и устраивает бойню. А стоило ли? Помните анекдот: «Идёт Иван-царевич, видит колодец с водой, рядом спит Змей-Горыныч. Иван подкрался, отрубил Змею голову. Другие головы проснулись: «Ты что?!» Иван: «Пить хочу». Головы: «Так пей. Чего драться-то?» Чего-чего, не внушает, Горыныч, твой внешний вид доверия. А вот робот-торговец, который, оказывается, и притащил на планету страшилищ, остаётся невредим, потому что выглядит мирно, даже симпатично. У него и дополнительный блок вежливости вставлен – ну как в такого стрелять?

Фрустрация

Даже об этом, как следует из титров, «состоянии подавленных потребностей», в Советском Союзе умудрились снять мультик. Причём в двух частях. За одну из составных сборника «Фру-89» (1989), названную «Слева-направо», отвечал Иван Максимов. В ней при помощи мясорубки он расщепил сознание голодного щенка на знакомых по другим его работам каплевидных существ. Теперь вы знаете, что снится собаке, если она вдруг осталась без ужина.  А в короткометражке  «Жертва» мы встречаем сотрудника офиса, который старается уйти в работу, пока буквально не захлёбывается в женских грудях. Сначала они лезут из самого фрустрирующего персонажа, потом протыкают дверь его кабинета со звуками оружейной пальбы, а затем погребают героя под собой. Интересно, что и человек, и пёс, хотя и в мечтах, но оба получают то, что хотели. Советская анимация даже в такой форме остаётся верна идеям гуманизма.

Хапуга

Сатирическая драма о душевной гибели из-за неуёмной жажды наживы смотрится ещё страшнее от того, что её снял Борис Дёжкин, известный добрыми историями для детей с милыми героями и счастливыми развязками. Ровно той же манере, что и «Чиполлино» (1961), нарисован мир хапуги из «Это не про меня» (1966). Ребёнком он украл у мамы трёшку, чтобы купить дом из кубиков, а во взрослой жизни владеет роскошным особняком, тоже нажитым на нетрудовые доходы. Какое-то время совестью героя была игрушечная корова, которая смотрела на него, как ему казалось, с укором, подтачивая нестабильную психику. Но это в детстве. А годы спустя к полысевшему жулику явилась настоящая корова и взглянула игрушечным взглядом так, что хапуга, сойдя с ума от ужаса, стал предлагать ей взятки. Но совесть не купишь – мир героя буквально разваливается на части. В заголовке мультфильма, разумеется, завуалированно предложение взглянуть на себя со стороны. Не про вас – а точно? Ой ли.

Царь-воитель

По понятным причинам, цари и прочие монаршие особы в советской анимации редко отличались красотой и добротой. Но даже на общем, антипатичном к августейшим особам фоне, выделяется Царь-воитель из «Молодильных яблок» (1974). Он обитает в замке, напоминающем потерпевший катастрофу звездолёт пришельцев, да и сам похож на инопланетянина – пластика, мимика, форма тела и доспехов (скафандра?) далеки от земных. Возможно, это отсылает к предположению, что все злодеи из русских сказок – космические гости, какими их запомнили древние славяне. Кащей – неубиваемый киборг, Горыныч – боевой корабль с огнедышащими двигателями, Яга – визитёр с летающей и ходячей техникой – ступа и избушка. Но, может, это не имелось в виду, может, авторы «Молодильных яблок» просто хотели зрителя малость припугнуть. Что ж, им это вполне удалось.

Чудо-дерево

Надо сказать, это и у Чуковского пугающе, если представить себе дерево буквально: «Не листочки на нём, не цветочки на нём, а чулки да башмаки, словно яблоки». То есть, такой мутант, ценой шут знает каких генетических экспериментов плодоносящий тряпичными и кожаными изделиями. Вот художники «Чудо-дерева» (1985) из 16-й «Весёлой карусели» и представили. Явно вдохновлялись при этом или психоделическими образами «Жёлтой подводной лодки» (1968), или достижениями армянской анимации вроде «…Три синих-синих озера малинового цвета…» (1981). А может, и тем, и другим вместе. «Чудо, чудо!» – восторгается рассказчица, народная артистка Татьяна Пельтцер. А дерево пузырится всеми цветами радуги, прорастая паровозом, улыбчивым лицом, самоваром, телефоном, который показывает синий язык… Ну и, конечно, одеждой. В том числе, предлагаются вязаные башмачки с помпонами, у одного из которых рот и зубы. Но примерить их не успевают – два башмачка становятся одним барашком. Чудо на то и чудо, что практически не применимо. Его нельзя рационализировать, им можно только любоваться.

Школа

Для некоторых и в жизни среднее образовательное учреждение – место отталкивающие и в своём роде паранормальное. Потом эти некоторые вырастают и делают мультфильмы, где третирующая их школьная система находит «чудовищное» воплощение. Вспомнить хоть «В стране невыученных уроков» (1969), где начинается с оживших книг, а кончается хищной коровой, ногами, гуляющими без туловища и другими ошибками-монстрами, которых по ходу учёбы «натворил» главный герой. Правда, это экранизация. Ну, а вот Иван Максимов и без литературного первоисточника населил «Провинциальную школу» (1992) кошмарами на ножках, которые облизывают соседей по парте и буквально теряют глаза от неумения перемножить два и два. Ну, и куда без сериалов? Во втором эпизоде «На задней парте» (1978-1985) двоечник Лейкин доигрался с путешествиями во времени до того, что «поломал» эволюцию, и все люди превратились в одноклеточных. А в шестом выпуске «Переменки» (1976-1987) история о школьной драке обрастает цепью рекурсий, из-за чего ботан в очках делается хтоническим верзилой, а сам сюжет уроборосом хватает себя за хвост – он же кол, на котором висит мочало из детского стихотворения.

Щука и другие хордовые

В водах советской мультляндии плещутся самые разные существа. Есть мирные и даже полезные, вроде водяного из «Летучего корабля» (1979). Но совсем не похожи на него обитатели водоёма из «Премудрого пескаря» (1979), как и сама история, ещё у Салтыкова-Щедрина не располагавшая к веселью, а с нарисованными зубастыми и щуками окончательно вставшая на мрачный движок. Не то чтобы комфортнее плавать «В синем море, в белой пене…» (1984). Да, тут шуточки, но губастая русалка с хвостом из затылка и перманентные сюрреалистические метаморфозы дают ощущение художественного неуюта. Не перекупайтесь в полном неврастеничной энергии «Клабуш, Нипи и злая рыба» (1979), осторожнее с чешуйчатыми обитателями «Рыбьей упряжки» (1982). И, конечно, не захлебнитесь в потоке масскульта из «О море, море!..» (1983), который с мещанским оскалом поглощает всё живое. Бегом, вместе с живыми актёрами, вставленными в бурный поп-арт-коллаж, в настоящие и чистые волны.

Ы!

Одна из самых загадочных букв русского алфавита и, одновременно, один из популярных рыков и криков для нечеловеческих форм жизни, угрожающих вашей душе и здоровью. По крайней мере в мультфильмах. В частности, трёхчастный кошмар в летнюю ночь «Медвежуть» (1988) обходится без человеческой речи, не считая эпилога с цитатой из Брэма, но разнообразнейших гыков, пыков, хрюков и прочих «фры» и «мры» там предостаточно. Третья часть, где волшебный ящик ввергает в чревоугодие жителей леса, превращая их в оплывших, развращённых прародителей смешариков, завершается «ы!» от заглянувшего на огонёк с обратной стороны континуума динозавра. При этом он с довольной физиономией глядит прямо в камеру, и секундное «камео» сразу запоминается. А это всем урок на будущее: если хочешь славы, главное вовремя «ыкнуть».

Ээх

Роберт Саакянц, хотя и не был, насколько известно, колдуном, тем не менее, обладал совершенно магической способностью пересказывать армянские сказки в мультфильмах так, что они делались чем-то совершенно иным. При этом он не менял сюжет, а работал с формой. Так рассказ Ованеса Туманяна «Говорящая рыбка», обаятельный, но традиционный вариант на тему «Золотой рыбки», перевоплотился в праздничное, цветасто-текучее зрелище «Ух-ты, говорящая рыба» (1983). Злой волшебник Ээх мог бы даже оказаться добрым – это не уберегло бы старого рыбака от созерцания антропоморфного кошмара, где в одной точке пространства уживаются двуротый человекоящер, тигр и снятый с этого же тигра коврик-шкура. Побороть злой трип, конечно, может только другой трип, более навороченный. Похожее средство предлагал и Туманян, но после того, как за работу взялся Саакянц, рассказ о хромом комаре с того берега моря стал по-настоящему неуправляемым.

Юля-капризуля

Ожившие куклы играют погожим летним днём. Именно так – не «кукольные дети», а куклы сами по себе. У них не двигаются губы, и вообще практически отсутствует мимика. Правда, Юля в конце всё же улыбнётся, но это сделает её лицо похожим на парадный портрет товарища Ким Чен Ира. А пока девочке придётся пережить отказ дружить с ней обруча и мяча: последний даже вырос, лишь бы не водиться с тем, кто грустит. Необычный мир, сконструированный на стыке телевизионного театра, кукольной и рисованной анимации, подвергается затоплению: Юля наплакала целое море. Птицы, глядя на это с небес, переживают, хотя, казалось бы, им какая забота? Куклы объединяются и спасают Юлю из моря слёз, отчего она к всеобщей радости перестаёт плакать. Всё хорошо, но то, что слёзы, исходя из моральных уроков «Юли-капризули» (1955), порок, который выводит из себя даже вещи – вот это здесь, пожалуй, самое страшное.

Я

Каким бы ни был наш страх, в действительности он мало связан с тем, что нас пугает. Страх не в так называемом «источнике страха», а в нас самих. Ведь боится кто – мы. Значит, мир не страшен, просто мы так на него реагируем. Мысль довольно очевидная, но она подводит к небесполезному замечанию: основной ресурс для создания произведений в жанре ужасов – человек. Даже если он совсем, кажется, не ужасен и знаком нам с детства, как Александр Сергеевич Пушкин. Его рисунки, стихи и дневниковые заметки стали основой для анимационной трилогии Андрея Хржановского. В  середине первой части, «Я к вам лечу воспоминаньем…» (1977), летит не только воспоминанье, но и саранча. Рассказывая о том, как Пушкина в ссылке отправили делать доклад об атаках вредного насекомого, Хржановский пускает на экран гигантских кузнечиков, которые танцуют марш, а затем облепляют царского чиновника так, что тот валится с ног. На фоне поётся доклад, который Пушкин подготовил в стихах: «Саранча: летела-летела и села. Сидела-сидела, всё съела. И вновь улетела». Модель мира в трёх строках: такого же печального, как  в «Онегине», но по форме ещё и гадкого.