Джордан Грэм и его «Сатор»: Он явился к нам через доску Уиджи и стал практически членом нашей семьи

С сегодняшнего дня в российских кинотеатрах наконец-то идет хоррор «Сатор». Его путь к российскому зрителю был довольно тернистым, в какой-то момент мы перестали считать количество переносов, но это всё ерунда по сравнению с историей съемок. Частично этой темы коснулась в своем материале Настасья Горбачевская (вот он, почитайте), если вкратце – 7 лет работы, все рычаги – режиссура, сценарий, музыка, операторская работа, монтаж — в одних руках, Джордана Грэма, практически единоличного автора этой удивительной картины. Нашему автору, Василию Покровскому, удалось задать Грэму несколько вопросов о «Саторе» — как, зачем, почему – ответы не на все, но на многие подобные вопросы – в нашем интервью.

Василий Покровский: Я слышал, что с «Сатором» связана очень личная для вас история. Не могли бы вы ее рассказать?

Джордан Грэм: Моя бабушка верила в Сатора. Он явился ей летом 1968 года через доску Уиджи, а в конце того лета моя бабушка оказалась в психиатрической больнице — главным образом как раз из-за него. Так он стал практически членом нашей семьи — и остается им на протяжении нескольких десятилетий. Сначала я планировал снять совершенно другой фильм, Сатор оказался в нем случайно. Поскольку бюджет был ограниченным, мы планировали снять несколько сцен в доме бабушки. Я предложил ей сняться в небольшом импровизационном камео, она согласилась. Неожиданно Сатор заговорил через нее, мы решили отснять еще несколько таких документальных сцен, и это принципиально изменило весь концепт фильма. С другой стороны, «Сатор» очень личный фильм потому, что он практически целиком сделан мной (Джордан Грэм выступил в качестве режиссера, сценариста, продюсера, оператора, композитора и монтажера — прим.). Создание картины растянулось на семь лет.

В.П.: А вам не было страшно выносить семейную жизнь на всеобщее обозрение?

Д.Г.: Не уверен, хотела ли моя бабушка быть актрисой, но мне кажется, что она хотела быть знаменитой. У нее есть тысячестраничный дневник с «автоматическими» заметками о Саторе (автоматическое письмо — способ письма, когда пишущий не контролирует свою руку, находясь в состоянии транса или ином измененном состоянии сознания; считается, что автоматическое письмо позволяет явить бессознательное — прим.), в котором она документировала едва ли не каждый день, проведенный с ним. Объясню, как это происходило: вечерами она просто садилась в комнате, наливала себе стакан джина, брала ручку и просто позволяла Сатору говорить через нее. Моя бабушка хотела опубликовать дневник в 70-х, но так и не смогла. Когда читаешь эти записи, создается впечатление, что она хотела быть известной благодаря Сатору. Все «автоматические» заметки, которые вы видите в фильме, принадлежат моей бабушке. Так что нет, никакого страха не было. На протяжении практически двадцати лет я пытался начать свою карьеру в кино, и это показалось мне хорошим стартом.

В.П.: Может показаться, что «Сатор» — фильм о деменции, попытка запечатлеть распадающееся сознание…

Д.Г.: Нет-нет, я не планировал снимать фильм о деменции или душевном здоровье. Просто так получилось. Поскольку в фильме участвовала моя бабушка, было важно представить ее максимально правдиво.

В.П.: В интервью вы неоднократно говорили, что не являетесь большим поклонником хорроров. Что заставило вас дважды обратиться к жанру: сначала в дебюте «Призрак», а затем в «Саторе»?

Д.Г.: К «Призраку» я отношусь не очень серьезно, это было что-то вроде шутки. Мой друг, который работает в видеопродакшене, одолжил мне технику, мы решили снять фильм на скорую руку. Я бы не сказал, что это хоррор. И хотя большим поклонником жанра меня действительно не назовешь, хорроры мне всегда нравились и нередко пугали меня. Когда я был младше, «умным» хоррорам я предпочитал скорее всякий треш. Так было до тех пор, пока я не увидел первый сезон «Настоящего детектива», который открыл мне глаза на то, что кино может быть одновременно «умным» и пугающим.

В.П.: Из России кажется, что в США сейчас настоящий бум независимых хорроров, но вместе с тем, «Сатор» — пример сложной производственной судьбы. Неужели в США так сложно найти финансирование для жанрового кино? Или вы хотели сделать фильм на свои средства, чтобы продюсеры не вмешивались в творческий процесс?

Д.Г.: Финансирование было очень, очень сложным моментом для меня. Конечно, я хотел привлечь средства и даже пытался запустить краудфандинговую кампанию (это было очень давно, поэтому я не очень хорошо помню, сколько я планировал собрать; порядка сорока тысяч, кажется), но никто не вложил в мой фильм ни цента. Все двери были для меня закрыты, только когда я сделал фильм, некоторые из них открылись. Отвечая на ваш вопрос: да, в США довольно сложно найти деньги на фильм.

В.П.: Если не секрет, во сколько обошелся «Сатор»?

Д.Г.: Не секрет, но я не уверен, что могу сказать это прямо сейчас. Скажем так: примерно столько же, сколько «Ведьма из Блэр». Да, для обычного кинопродакшена это не очень много, но для одного человека это может быть тяжеловато.

В.П.: «Сатор» можно смело отнести к «умным» хоррорам. Вы, как и другие режиссеры, отказываетесь от строгой трехактной структуры и как будто пренебрегаете героями. Не кажется ли вам, что именно в этом — в отказе от аристотелевской установки на сопереживание героям и стандартной структуры — и заключается будущее жанра?

Д.Г.: Да, я однозначно согласен с этим. «Сатор» просто не позволял работать иначе. Импровизационные сцены, ограниченный бюджет, необходимость постоянно придумывать как можно более интересные решения при наименьших затратах — все это определило «экспериментальный» характер фильма. Это сработало: меня заметили и я получил возможность снимать, но, в отличие от «Сатора», те проекты, над которыми я работаю сейчас, будут более традиционными по структуре. Сейчас я дописываю два сценария. Один из них вдохновлен реальными похищениями детей в Бельгии 90-х, другой — космический хоррор о невероятно длинном транспортном контейнере.

В.П.: Понятно, с какими ограничениями сталкивается человек, который практически в одиночку делает фильм, но какие, на ваш взгляд, преимущества в таком подходе?

Д.Г.: В отличие от многих других режиссеров, у меня была полная творческая свобода и практически все время в мире. Я мог снимать столько, сколько хотел, мог часами ждать нужный свет, мог не полагаться на других — и все для того, чтобы сделать фильм ровно таким, каким я его задумал, настолько атмосферным, насколько это вообще возможно. Никогда бы не подумал, что я выйду на относительно широкую аудиторию и мой фильм увидят в России. Мне казалось, я делаю фильм для работников индустрии, чтобы заработать имя, так что кому-то этот фильм может показаться недоступным или излишне формалистским. Пусть это никого не смущает. Иногда, чтобы выделиться, нужно сделать что-то уникальное.