«Однажды в… Голливуде»: Что-то не так с Квентином?

В прокат выходит девятый фильм Квентина Тарантино, на ранних этапах разработки представлявшийся чуть ли не историей секты Чарльза Мэнсона. Разбираемся, чем же в итоге он обернулся.

«Однажды в… Голливуде» / Once Upon a Time … in Hollywood (2019)

Режиссер: Квентин Тарантино
Сценарий: Квентин Тарантино
Оператор: Роберт Ричардсон
Продюсеры: Дэвид Хейман, Шеннон Макинтош, Квентин Тарантино и другие
Дистрибьютор в России: WDSSPR (в прокате с 8 августа)

Кто не любит Квентина Тарантино?

Любые слова о его статусе и титулах будут недостаточными и снисходительными по отношению к режиссеру. Мифология вокруг него говорит сама за себя: в этом году на Каннском фестивале еще накануне премьеры публика превратилась в бешеных псов — все средства были пущены в ход, чтобы достать пригласительные, а в очередях дело чудом не дошло до драки. Очереди же выстраивалась не только из людей, но и из их чаяний: «самый ожидаемый фильм фестиваля», «самый ожидаемый фильм года», «долгожданное возвращение Квентина Тарантино» — самое ожидаемое из ожиданий. Тарантино стал заложником собственного ореола святости в Библии поп-культа XXI века. Вполне вероятно, что он и сам сделал культовость культовой. И в этот раз будто бы пришла пора платить по счетам: «Однажды в… Голливуде» не может быть просто девятым фильмом Квентина Тарантино. Все ждут как минимум новой проповеди пророка.

Фильм будут ругать и уже ругают (не без удовольствия): за повторы, цитаты и самоцитаты, за формализм и чрезмерное упоение деталями, за ностальгию по временам, которых не было, за фанатизм и ретроградность, за недостоверность в слепке эпохи и ее героях, за комичность Брюса Ли, за то, что нового слова в кинематографе не случилось. Тарантино непременно начнут сравнивать с его главным героем Риком Далтоном в исполнении Леонардо ДиКаприо — артистом, который стал заложником своего тиражируемого образа в мыльных вестернах.

Но все это зависит от адресата: в этот раз Тарантино в первую очередь обращается не к зрителям и точно не к критикам, но к коллегам по цеху — кинематографистам. Кино о съемках уже давно пора вынести за скобки и объявить отдельным жанром. В этом году в Каннах так и случилось: на тропу романтизации индустрии вышел не только Тарантино, но и Альмодовар в «Боли и славе», и Квентин Дюпье в «Оленьей коже», и Гаспар Ноэ в присущей ему манере в Lux Æterna клялись в любви своему ремеслу.

В «Однажды в… Голливуде» у Тарантино есть всего двое суток (ровно столько длятся описываемые события с разрывом в полгода), чтобы провести парад киноделов и с горькой иронией посмеяться над стереотипами и клише из жизни творцов. Вся компания в сборе: упивающийся «Виски сауэром» и своей недокарьерой артист-примадонна Рик Далтон; его дублер Клифф Бутс (Брэд Питт), каскадер и домработница в одном флаконе; эксцентричный режиссер Роман Полански (Рафаль Заверуха) и его жизнерадостная и лучезарная муза Шерон Тейт (Марго Робби); сильный мира сего агент Марвин Шварц (Аль Пачино); малютка-артистка, которая на площадке велит всем называть ее именем героини, и еще россыпь лучших друзей Квентина, инкрустированных в сюжетное полотно. Весь этот звездный десант существует почти автономно друг от друга и живет своей жизнью — кто на съемках, кто в баре, кто в кинотеатре. А кто чинит антенну и навещает коммуну хиппи на бывшем киношном ранчо.

Меж всеми этими местечковыми делами белых людей в 1969 году Тарантино проговаривает и о побочных эффектах сладкой пилюли киноиндустрии и в целом сегодняшнего положения дел: харассмент и растление несовершеннолетних, строгая иерархия цехов, расизм, насущная фемповестка и бодипозитив (появление Лины Данэм в кадре говорит само за себя), пропаганда насилия на экране, без кризиса маскулинности тоже не обошлось. И все это приводит к общему и единому для всех знаменателю мира медиа, согласно которому мы и живем сегодня, и жили в 1969 году. Сюжет крутится не вокруг одного лишь кино больших экранов, но и вокруг телевидения и радио. И то, и другое становится мостиком между персонажами, существующими в одном информационном поле: они (то есть мы) видят одни и те же сериалы, слышат одни и те же песни в приемниках и ходят на одни и те же сеансы в кино — то есть оказываются под влиянием единой актуальной повестки, пусть она им и видится с разных углов.

В этом контексте Тарантино не забывает поставить перед собой и главный вопрос: зачем? Зачем это все вообще нужно — кино, сериалы? Не только зрителям, но и создателям? Ради чего люди по вечерам забиваются в темные залы в любую погоду и два часа смотрят на бегущие картинки на экране? Ради чего кинематографисты отрабатывают смены по 20 часов и крушат свое психическое здоровье?

Квинтэссенцией рассуждений на эту тему становится, возможно, лучшая сцена фильма, в которой Шерон Тейт приходит в кинотеатр на «Команду разрушителей» (1968). Со смесью смущения и гордости актриса сообщает билетеру, что на афише — именно она, и робко спрашивает, можно ли пройти в зал бесплатно. И после остроумного диалога и случившегося признания она с замиранием сердца смотрит на экран, но еще внимательнее — по сторонам в зале, считывая реакцию публики. Им нравится? Я хорошо сыграла? С каким настроением они пойдут домой? Встреча в кадре артиста и зрителя провоцирует Тарантино на вопросы самому себе и коллегам по цеху: что мы транслируем и что мы можем дать публике?

Само оригинальное название Once Upon a Time … in Hollywood говорит о том, что кино — это сказка, череда условных сцен, которые могут заставить зрителя то бояться, то смеяться, то плакать. Кино — самое шарлатанское из искусств, и Тарантино любовно глумится над вечным кинообманом: все трюки выполнены профессиональными каскадерами, девочка падает на пол в налокотниках, а суфлер всегда подаст нужную реплику, если актер с перепоя ее позабыл. Но лишь благодаря этому комплексу векового обмана в кино возможно все, и Тарантино говорит нам, что многое из этого всего он уже попробовал: спас Уму Турман от передозировки и наказал ее бывшего, сжег Гитлера, отомстил южанам за всех рабов…

«Однажды… в Голливуде» — самый тарантиновский и нетарантиновский фильм одновременно. Это не проповедь и не завещание. Квентин, собрав в один мешок всю свою фильмографию, еще раз напоминает индустрии о том, на каком языке говорит кинематограф, какой магической силой он обладает и сколько возможностей таят в себе движущиеся на экране картинки. И о том, что в кино возможно абсолютно все и даже больше, но только по любви.