«Она умрет завтра»: Воображение, одетое в страх

«Непроживаемая до конца параноидальность, спонсируемая неизвестностью» — таким увидела новый фильм Эми Саймец (и ее главные страхи) Яна Телова.

«Она умрет завтра» / She Dies Tomorrow (2020)
Режиссер: Эми Саймец
Сценарий: Эми Саймец
Оператор: Джей Кейтель
Продюсеры: Джастин Бенсон, Дэвид Лосон мл., Аарон Мурхед
Дистрибьютор в России: «Capella Film» (цифровой релиз 15 октября)

Под навязчиво повторяемую современную версию моцартовского реквиема от «Mondo Boys», Эми (Кейт Лин Шейн) пытается обратиться к прошлым жизням своего паркета и размышляет о важности запечатления собственного пребывания на планете в каком-нибудь материальном воплощении, вроде кожаной куртки или, на крайний случай, стильно упакованной горстки праха. Она точно знает, что умрет завтра, а вот зритель до финальных титров будет пребывать в мучениях: когда наступит то самое зловещее «завтра», уже после полуночи или только с рассветом?

Большую часть хронометража герои нового фильма Эми Саймец проводят в ночи под неоновым светом, в страхе оглядываясь на недавнего собеседника, чтобы понять, как ему удалось вселить нерешительность и знание о скорой кончине в кого-то, минуту назад уверенного в том, что рассуждения о сексуальной жизни дельфинов – это главное, что может заботить светлым праздничным вечером, посвященном дню рождения. Саймец далеко не новичок в кинопроизводстве: на заре своей карьеры она успела поработать помощником продюсера на съемках «Лекарства от меланхолии» Барри Дженкинса, сняться в нескольких картинах известного мамблкоровца Джо Сванберга («Крошечная мебель», «Миф об американской вечеринке»), получить приз за главную роль в «Ужасном способе умереть» Адама Вингарда и оказаться на «Сандэнсе» с нашумевшим фильмом-головоломкой своего мужа Шейна Кэррута «Примесь», над которым они работали совместно. В 2012-ом году Саймец явилась миру уже в качестве самостоятельного режиссера, сняв дебютный фильм «Солнце, не свети». В нем главная героиня пытается утопить мертвое тело супруга, которому не повезло попасть на нож во время семейной ссоры.

Не секрет, что творческие излияния Саймец во многом автобиографичны и намекают на реальные жизненные перипетии, поэтому зрители часто пытаются отыскать тайные смысл в ее посланиях. После растиражированной несчастной истории ее семейной жизни, сострадающие, как кажется, только и ждут того самого намекающего подмигивания Саймец, означавшего бы просьбу о помощи. Однако вместо того, чтобы вносить ясность, она отправляет своего зрителя гулять по триеровским лабиринтам меланхолии, позволяя себе облечь смерть в какую угодно фигуру: от стремительно набирающей скорость кометы-убийцы, до загадочного смертоносного вируса, передающегося воздушно-капельным путем. Ее герои – это изолированные субстанции, лениво бродящие по миру в поисках выхода, способные счастливо улыбнуться внезапному осознанию собственной смерти, и, вместе с тем, отказываться от принятия даже будучи уверенными в неотвратимости гибели.

Главным страхом у Саймец со времен дебюта остается непроживаемая до конца параноидальность, спонсируемая неизвестностью. Каждый из «заразившихся» рано или поздно обнаруживает себя смотрящим в некое Ничто, изучающее свет и провоцирующее на актуализацию воспоминаний давно былого. Эми видит своего уже погибшего бойфренда, а ее подруга Джейн (Джейн Адамс) и вовсе погружается в детство и слышит голос матери и брата Джейсона (Крис Мессина). Случайно оказавшиеся не в то время и не в том месте друзья, которых сыграли актриса Дженнифер Ким и солист бруклинской группы «TV On The Radio» Тунде Адебимбе предаются воспоминаниям трехмесячной давности и затем обоюдно принимают решение расстаться раньше, чем их настигнет Нечто.

Они уверены в том, что видят и убеждены, что умрут. Все, что остается – это включить музыку и выбрать платье, в котором хотелось бы расстаться с жизнью. Страшным оказывается не нарративная цепь, снабженная жанровыми элементами, а та контрастность, возникающая между зрительским восприятием и диегетической атмосферой фильма. Когда Джейн кажется, что за ней пришла та самая смерть, она лишь вопрошает: «Так вот как все заканчивается?», в нее глазах нет страха, там облегчение. Зритель же с каждым новым «обратившимся» в особый вид верования, испытывает большее напряжение, имеющее свои истоки в отсутствии видения, доступного герою.

Воображение, по мнению Жоржа Батая, обладает возможностью и потому одето в страх. Возможность безмолвствует, не угрожает и не проклинает, она вечно находится в ожидании, чтобы стать настоящим, и переставая тогда быть возможностью, превратиться в факт, который более не способен пугать и рождает смирение. Но до тех пор, пока настоящее не наступило и жива возможность, страх расширяет границы воображения и дезориентирует любого столкнувшегося с ним. Герои Саймец уже перешагнули за грань возможности и оказались перед фактом, лишь со слегка смещенными обстоятельствами – они не знают, как именно умрут, но знают, когда. Зрители же обречены полтора часа блуждать по темному городу, прорываться сквозь огненное бурлящее солнце и микроэлементы множащейся клетки, забытой под стеклом микроскопа. Отсутствие уверенности дает благоприятную почву для возможностей – здесь нет ничего безопасного, монстр может таиться среди огней, тяжело дышать прямо в спину или забраться под кожу. Однажды ты узнаешь, что умрешь, а пока постарайся представить, что готов.