Маски и загадки в фильме «Придержи тьму»

Яна Телова Авг 28, 2019 4852

Мы снова обращаемся к последнему на сегодня фильму Джереми Солнье «Придержи тьму» (2018), чтобы если и не разгадать загадки сюжета, то хотя бы к ним приблизиться.

Когда в удаленной провинции Килут, напоминающей остальные города-призраки Аляски, начинают пропадать дети, обвиняют тех, кто не имеет возможности оправдаться — диких волков. Всем известно, что стаи иногда ищут пропитание в человеческих поселениях и забирают все, что попадается на пути: выброшенную еду, собак, овец, играющих в снегах детей. Одна из потерявших ребенка матерей Медора (Райли Кио) со стеклянными глазами и безжизненным голосом рассказывает, где последний раз видели пропавших: одного утащили по пути в школу, а другую — неподалеку от леса. Ее собственный больной сын исчез, когда играл во дворе, без свидетелей и лишнего шума.

Поисками «волка», которого, по словам Медоры, она «уничтожила бы сама, если бы смогла отыскать», занимается такой же потерянный писатель (Джеффри Райт), никогда не занимавшийся охотой, но однажды при невыясненных обстоятельствах убивший волчицу. В глазах афроамериканца сквозит то же смирение, что впоследствии будет отражаться у каждого из персонажей: согласие с невозможностью изменить привычный «естественный» порядок вещей, где всегда существуют зло и его жертва.

История, развернувшаяся посреди темной Аляски, где закат наступает в середине дня, а теплые лучи и вовсе никогда не достигают снежной земли, поначалу видится далекой. Она словно доносится из первобытного прошлого, не тронутого промышленными переворотами и открытиями человеческого разума. Там, где стаи волков бродят среди небольших деревянных построек, люди с разными цветами кожи и традициями с трудом находят средства и причины для выживания. В воздухе витает только одно: слух, сообщающий, что коренные жители — дикари, не способные на гуманность и мирное преодоление конфликтов. Они заслуживают жестокого к себе отношения, но никто никогда не задается вопросом почему.

Белые чужеземцы крадут у коренных американцев не только их земли и свободу, но и культуру, ритуалы, обычаи. Они занимаются изготовлением ритуальных масок из дерева, не понимая их предназначения, они бесконечно судят тех, кого всеми силами стараются подчинить. Индейцы обвиняют полицейских в том, что те не справляются со своими обязанностями, а полицейские обвиняют индейцев в непокорности и излишне жестоком сопротивлении. Это гнетущее непонимание и раздражение, поглощающее всех местных жителей, разворачивает настоящий ад на земле, войну посреди мира.

«По радио говорят, что война в Ираке ненастоящая», — сообщает Медора писателю, когда он расспрашивает ее о муже Верноне (Александр Скарсгард), покинувшем Аляску, чтобы «защищать тех, кто ему дорог». Та война, которая разворачивается посредством ружья и ножа, и правда кажется менее реальной, чем та, что возникает среди отчаявшихся вне шума разрывающихся бомб. Да и что еще кроме борьбы можно отыскать посреди молчаливого и скованного со всех сторон холодом зимнего леса Аляски, куда вторгся городок, отчасти напоминающий белоснежные просторы «Ветреной реки» (2017)? Писатель пытается искать нечто, не имея четко сформулированного вопроса, — он лишь бредет навстречу неизведанному и делает это с видом знающего, пока разум не дает подсказок даже для выбора подходящей обуви.

В этой истории присутствуют и те, кто смог принять правду (а может быть, знал ее всегда), — коренные жители мерзлых земель. Их древние племена с завидной стойкостью переносят влияние захватчиков. В глазах коренных жителей можно отыскать скорбь, но не отчаяние или подчинение внедренным законам. И когда местные умирают, не удается испытать такую, казалось бы, естественную эмоцию, как жалость: и потерявший дочь индеец с мудрым взглядом, и величественного вида одинокая старушка — все они достойно принимают смерть. Противоборствующая же сторона продолжает искать пути воскрешения мертвых и ответы на не имеющие смысла вопросы. Оправдания потерь выглядят жалкими, отчаянная борьба за существование заслуживает презрения. Оттого так хочется отвернуться от экрана, когда вскрывается очередная двусмысленная ложь, попытка выстроить оборонительную башню из слоновой кости.

Пограничную позицию здесь занимает неоднозначная пара Медоры и Вернона, которые приходятся друг другу то ли мужем и женой, то ли братом и сестрой. С одной стороны, пара представляет типичных белых, возникших из ниоткуда и с неопределенными целями, с другой — на каждом из них будто уже появилась эта печать осознания собственной смертности, свойственная индейцам. Только принятие смерти не принесло облегчения, а усугубило и без того печальные последствия.

Придержи тьму (2018) - Джереми Солнье

Образ Вернона — плоская картонная фигурка с набором бумажных нарядов, которые можно менять в зависимости от ситуации. Будучи на войне, он героически спасает иракскую девушку от насилия, а когда трагедия настигает его собственную семью — становится кровожадным убийцей, сметающим все на своем пути. В обеих ситуациях Вернон ни на секунду не перестает быть картонной фигуркой с равнодушно-стеклянным отблеском в глазах.

Медора — более изощренная модель. Она первая в фильме начинает примерять деревянные ритуальные маски, которые коренные жители издавна использовали для различных обрядов. Для древних племен маски были средством соединения с миром духов, ведь надевший деревянное изделие преображался в то существо, которое оно изображало. Но для Медоры и Вернона маски — это возможность оградиться от человеческой натуры, приняв образ дикого животного, способного взять на себя вину за будущие преступления. Наличие маски устраняет риск разоблачения и позволяет отвести чужой взгляд от собственного лица, а самому увернуться от своей личности, от одиночества и ответственности. Вернон предпочитает устранять препятствия жестоко, надевая маску медведя. В немецком языке существует даже специальное слово для обозначения подобного — Maskenfreiheit: свобода, даруемая маской.

В семьях древних индейских племен маски часто были предметом гордости, но у Джереми Солнье «белый» изготовитель деревянных анималистичных масок небрежно сообщает, что у него их несметное количество и он может подарить приезжему любую, даже не заметив убытка. Медора и Вернон скорее играют на страхе безликости, невозможности установить связь лицом к лицу, нежели пытаются соединиться с древним образом, который принимают. Они действуют заодно, но приобретенная бесчеловечность делает их одиночками, неспособными наладить контакт ни с внешним миром, ни друг с другом, ни с самими собой.

В «Придержи тьму» речь идет уже не об оккультной стороне обрядов, как это было у Ари Астера в «Реинкарнации» (2017) и «Солнцестоянии» (2019), где выражение «перевернутого мира» ужасало, потому что зрители не способны его понять и принять. Солнье снимает о еще более критичной ситуации: мы не способны понять свой собственный мир, плутая среди загадок чужого.

«С небом что-то не так», — произносит Медора дважды в фильме, настаивая на своем неполном понимании происходящего. Она чувствует, какая тьма скрывается за окном, как становится затхло и тяжело, когда сгусток зла проникает сквозь поры. «Небо» здесь обозначает «рай», вера в который истончается, а ад приближается, переносится на мерзлые земли. Так весь фильм оказывается безмолвным криком посреди оглушающего ропота возмущенных. Криком, который можно услышать, только если внезапно позволить себе замолчать.

«Придержи тьму» — картина, которая выводит жанр на новый уровень. Страх здесь напоминает тягучие «февральские» мучения Оза Перкинса, где ужас, словно стальной груз, планомерно погружается в зрителя и отрезает пути обратно. В нем нет ни намека на мгновенность и ситуативность, он заполняет каждую клеточку тела постепенно, не оставляя места для надежды.

В фильме Солнье кроется не источник, дающий начало междоусобным конфликтам и способам их решения, и даже не попытка объяснить шокирующие явления влиянием мистицизма. Здесь есть нечто поистине пугающее — природа человеческого зла, не имеющая объяснения, оправданий и причин. Это зло, что всегда поглощает внезапно и целиком, не делая различий между цветами кожи и религиозными взглядами. Зло, которое живет в каждом из нас.